и просил, каждое воскресенье, ровно в пять вечера я ставлю пластинку. Видишь, я веду себя, как послушная девочка. Будь же и ты хорошим мальчиком. Согласись, пришло время — хотя бы для того, чтобы я получила твою фотографию.

Буду ждать ее с нетерпением.

До свиданья,

Твоя Tea.

P.S. Это письмо тоже отправляется в шкатулку с надписью: „Письма незнакомцу“. Сколько же времени ты намерен им оставаться?»

6

«Милый мой незнакомец!

Вот и закончились все экзамены. Я свободна и теперь могу сколько угодно слушать все твои пластинки. Знаешь, мне кажется, что ты все-таки не слишком вежлив. Вот уже которое письмо подряд я отправляю в шкатулку, и все потому, что не знаю твоего адреса. Ты что же, нигде не живешь?

Да и вообще я знаю о тебе сейчас не намного больше, чем тогда, когда получила первое твое письмо. При этом, если бы твои письма перестали вдруг приходить, в моей жизни образовалась бы пустота. Ты удивлен? А может быть, именно этого ты и добивался — приучил меня, что для кого-то (для тебя) я являюсь идеалом, чуть ли не королевой. Но, кроме тебя, никто во мне не видит того, о чем ты мне все время пишешь. Иногда я думаю (не сердись): „А может, он просто сошел с ума?“ Он — это ты, конечно. Ну согласись, это ведь просто ненормально — то, что ты не хочешь со мною встретиться. Пусть это письмо будет последним из тех, что отправляются в шкатулку.

На часах — ровно 17.00. И я ставлю пластинку. Надеюсь, ты в эту минуту делаешь то же самое. Может быть, музыка прояснит тебе, как я хочу тебя увидеть. У нас с тобой друг перед другом нет никаких обязательств, не так ли? И все-таки я о тебе думаю непрерывно. Стараюсь представить, как ты выглядишь. Может быть, я тоже потихоньку схожу с ума?

Появись, прошу тебя.

Твоя Теа».

7

«Tea!

Прости меня. Я имею в виду два последних письма. У меня нет никакого права ни на жалобы, ни на твое сочувствие. Мне стыдно, и я обещаю тебе впредь так не поступать.

Этой ночью я видел тебя во сне. Не в первый раз, признаюсь. Я стоял на балконе, один, и вдруг увидел тебя: ты стояла у открытой двери и смотрела на меня, улыбаясь. Я повернулся к тебе, ошеломленный, а ты проплыла по воздуху и оказалась рядом. Не обняла меня, не прикоснулась даже. Но потом опустилась на пол, подошла вплотную, поднялась на носки и поцеловала в губы. И я, с детства не уронивший слезы, вдруг заплакал. Я чувствовал, как слезы текут у меня по лицу. Ты смотрела на меня очень внимательно, а потом сказала:

— Не плачь. Все хорошо. Я твоя. Возьми меня.

— Как? — спросил я. — Как я могу тебя взять?

— В воздухе, — ответила ты. — Возьми меня в воздухе.

Что ты имела в виду, Tea?

Две недели назад я был на твоем выпускном вечере, вам вручали аттестаты. Я сидел в третьем ряду, неподалеку от твоих родителей. Когда ты смотрела на них, твой взгляд скользнул и по моему лицу. Это был словно ожог, но я был так благодарен тебе за это неожиданное счастье. Как ты и просила, я поцеловал тебя. В воздухе. В моих мечтах. Но ты не узнала меня, ничто не подсказало тебе, что это я.

И так суждено быть всегда.

Я должен исчезнуть из твоего города. Не знаю, как долго меня не будет — месяц, два… три. Или пять. У тебя скоро начнутся лекции в университете. Но я там не рискну появиться — человек, подобный мне, смотрелся бы там явно посторонним. Будь проклят твой кампус, он отнимает тебя у меня надолго. Попробую увидеть тебя во время каникул, когда ты вернешься домой.

Что же до моей таинственности… это просто не так. Это не таинственность. Это — необходимое условие моей работы. Или даже так: моей жизни, моего существования. Ничего хорошего в этом нет. Но для меня — и, кстати, для тебя — так безопасней, поверь. Дурацкая реальность, которой приходится подчиняться. Другого не дано.

Верь мне. Верь мне всегда.

Я тебя люблю…»

8

«Tea!

Сегодня исполнилось три года с тех пор, как я тебя нашел. И ты — самая большая потеря моей жизни. Виноват я сам, только я сам, больше никто. Ведь я лишил тебя права, которым ты обладаешь более кого бы то ни было на свете, — права писать мне. И, как знать, может, я спохватился слишком поздно. Но все же дай мне попытаться исправить это ужасное по своей глупости упущение. Сделаем так: пошли мне письмо и напиши на конверте: „Мистеру Францу Кафке, до востребования“. И опусти это письмо на главпочтамте. На следующий день в пять часов вечера я подойду на почту и заберу его.

Я упоминаю точно день и час, потому что не хочу ненужных для нас неожиданностей. В это время ты должна будешь сидеть в маленьком кафе напротив дома твоих родителей. Я попрошу одного из своих друзей подойти туда и убедиться в этом. Он, в свою очередь, позвонит мне, и только после этого состоится мой поход на почту. Разумеется, я не пойду туда, если тебя в кафе не будет.

Я не исключаю, что затея эта может показаться тебе глупой, даже дурацкой. Тогда — прости…»

9

«Tea!

Девушка, которая пыталась высмотреть меня на почте, в лучшем случае имела возможность увидеть одного из моих друзей. Она так откровенно пялила глаза на всех мужчин, подходивших к окошку с надписью: „До востребования“, что лишь абсолютно слепой не понял бы, что она здесь делает. Твоя невинная попытка обмануть меня на самом деле очень трогательна, и я, пожалуй, даже благодарен тебе за нее; она потребовала от тебя определенных усилий, и усилия эти были связаны со мной. Больше всего я боюсь твоего равнодушия. А сейчас я чувствую себя почти счастливым, несмотря на то что мой мир рушится и я ощущаю приближение катастрофы.

Я прочитал все твои письма. Как я и ожидал, ты у меня умница — это в дополнение к тому, что ты красива. Приятно сознавать, насколько правильно я все разгадал. Ошибки не произошло. В моей работе, Tea (я писал тебе об этом), любая ошибка, особенно ошибка в людях, чревата гибелью, и я не могу себе позволить подобного даже единожды. Но если бы я ошибся в тебе, моя