Тори усмехается:

– Ты ведь справишься.

– Почему ты так думаешь?

Она пожимает плечами:

– Ты произвел на меня впечатление человека, всегда готового бороться.

Поезд грохочет рядом с нами, и лихачи начинают запрыгивать в вагоны. Тори подбегает к краю платформы, и я следую за ней, копируя ее позу и движения, когда она готовится к прыжку. Она хватается за ручку с края двери и буквально влетает внутрь. Я делаю то же самое – сперва неловко хватаюсь за ручку, затем делаю рывок и вваливаюсь внутрь.

Однако я не готов к тому, что поезд повернет, поэтому спотыкаюсь и ударяюсь лицом о металлическую стену. Нос болит.

– Мягко, – говорит один из лихачей – темнокожий улыбчивый парень, младше Тори.

– Изящность – для выпендривающихся эрудитов, – возражает Тори. – Он справился, Амар, а все остальное – не важно.

– Он должен быть в другом вагоне. И, между прочим, с другими неофитами, – парирует Амар.

Он смотрит на меня, но не так, как несколько минут назад на меня косился бывший эрудит. Он кажется более любопытным, чем остальные, словно я – диковинное существо, которое Амару необходимо тщательно исследовать, чтобы понять.

– Если он твой друг, то все в порядке. Как тебя зовут, Сухарь?

Я уже готов сказать свое имя и представиться Тобиасом Итоном. Но я не могу произнести это вслух – не здесь, среди людей, которые, я надеюсь, станут моими новыми друзьями, моей семьей. Я не могу, не хочу и не буду сыном Маркуса Итона.

– Можешь звать меня Сухарем, мне плевать, – отвечаю я, стараясь придерживаться насмешливого тона лихачей, которых я прежде слышал только в школьных коридорах и классах. Ветер врывается в вагон поезда, когда тот набирает скорость, и его рев гудит у меня в ушах.

Теперь уже Тори странно смотрит на меня, и в какое-то мгновение я начинаю бояться, что она выболтает Амару мое настоящее имя, которое она наверняка помнит с момента моего испытания. Но она лишь слегка кивает, и я с облегчением поворачиваюсь к открытой двери, все еще держась за ручку.

Раньше я и подумать не мог, что когда-нибудь я не захочу называть свое имя, что я соглашусь на дурацкое прозвище и стану другой личностью. Зато здесь я свободен, могу спорить с людьми, отказывать им и даже лгать.

Между деревянными балками, которые поддерживают рельсы, проносятся улицы. Внизу, прямо под нами, кипит городская жизнь. Но наверху старые рельсы ведут в новую жизнь. Платформы поднимаются выше, огибая крыши зданий.

Подъем происходит постепенно, и я бы даже не заметил его, если бы не глазел на землю. Наконец я осознаю, что мы отдаляемся от нее и приближаемся к небу.

От страха у меня подгибаются колени, поэтому я отхожу от двери, сажусь на корточки возле стены и жду, когда мы доберемся до пункта назначения.

* * *

Я по-прежнему сижу в таком положении – скрючившись на корточках у стены, опустив голову на ладони, – когда Амар подталкивает меня ногой.

– Вставай, Сухарь, – говорит вполне доброжелательно. – Скоро будем прыгать.

– Прыгать? – переспрашиваю я.

– Ага, – ухмыляется он. – Поезд не будет тормозить.

Я заставляю себя подняться. Ткань, которой я обернул руку, мокрая и красная. Тори стоит прямо позади меня и толкает меня к двери.

– Пусть неофит идет первым! – кричит она.

– Что ты делаешь? – недоумеваю я, бросая на нее сердитый взгляд.

– Оказываю тебе услугу! – отрезает Тори и снова толкает меня в сторону проема.

Остальные лихачи расступаются передо мной. Они скалят зубы, будто я – просто еда для них. Я волочусь к краю, схватившись за ручку так сильно, что кончики пальцев начинают неметь. Я вижу, куда мне нужно прыгнуть – наверху пути пересекаются с крышей здания, а затем сворачивают. Отсюда пропасть выглядит небольшой, но по мере того, как поезд подъезжает ближе, она увеличивается, а моя неизбежная смерть становится все более вероятной.

Мое тело дрожит, пока лихачи быстро выпрыгивают из передних вагонов. Никто не падает мимо крыши, но это не значит, что я не могу стать первой жертвой. Я с трудом отрываю пальцы от ручки, пристально смотрю на крышу и отталкиваюсь изо всех сил.

От удара я падаю на руки и колени, а гравий с крыши врезается в мою раненую ладонь. Я таращусь на нее. Время будто искривилось, и прыжок почему-то забывается.

– Черт, – ругнулся кто-то позади меня. – А я-то надеялся, что мы будем отскребать Сухаря с тротуара.

Я смотрю вниз и сажусь, поджав ноги. Крыша кренится и подпрыгивает подо мной – я и не знал, что человека может так трясти от страха.

Однако я только что прошел два испытания – запрыгнул на движущийся поезд, а потом спрыгнул с него на крышу. Теперь меня мучает вопрос, каким образом лихачи выбираются отсюда.

В следующую секунду Амар появляется на выступе, и я получаю ответ: нам предстоит очередной прыжок.

Я зажмуриваюсь и пытаюсь вообразить, что на самом деле я нахожусь не здесь. Я вовсе не трясусь на гравии крыши в окружении сумасшедших людей в черном. Я пришел сюда, желая сбежать из Альтруизма, но я, видимо, проиграл. Я просто сменил одни пытки на другие, и теперь уже слишком поздно что-либо менять. Надеюсь, я хотя бы уцелею и как-то выживу.

– Добро пожаловать в Лихачество! – кричит Амар. – Тут вы либо столкнетесь со своими страхами лицом к лицу и постараетесь не умереть в процессе, либо покинете фракцию трусом. Неудивительно, что в этом году у нас мало перешедших.

Лихачи, собравшиеся вокруг Амара, поднимают в воздух кулаки и улюлюкают, гордясь тем, что никто не хочет вступить в их фракцию.

– Единственный способ попасть в лагерь Лихачества с крыши – спрыгнуть с выступа, – заявляет Амар и простирает руки в стороны, тем самым обозначив пустоту вокруг себя. Он резко откидывается назад и размахивает руками, будто вот-вот упадет, затем восстанавливает равновесие и ухмыляется. Я делаю глубокий вдох через нос и задерживаю дыхание.

– Как обычно, я предоставляю неофитам шанс быть первыми, независимо от того, являются ли они урожденными лихачами или нет, – резюмирует Амар и спрыгивает с выступа и указывает на него, приподнимая брови.

Кучка молодых лихачей рядом с крышей обменивается взглядами. В стороне жмется мальчишка из Эрудиции, девица из Товарищества, два парня и девушка из Правдолюбия. Всего нас шестеро.

Один из лихачей выходит вперед. Этот темнокожий мальчик призывает друзей поддержать его.

– Давай, Зик! – кричит какая-то девчонка.

Зик умудряется вскочить на выступ, но неправильно рассчитывает силы и тотчас наклоняется вперед, теряя равновесие. Он вопит что-то непонятное и исчезает. Девушка из Правдолюбия охает, прикрывая рот рукой, а друзья Зика по фракции хохочут. Я думаю, он рассчитывал на иной – более драматичный и героический финал.