– Это было до нашей эры, – посетовал я.

– Прошлое делает нас теми, кем мы должны стать в будущем.

– Похоже, мое прошлое явилось для меня не слишком прочным фундаментом, – ответил я, тут же поймав себя на мысли: «Кому это я жалуюсь?»

– Я старался не пропускать ваши эфиры, – продолжил хвалебную оду в мой адрес Свиницкий. – Зря Фридман так обошелся с единственной оставшейся на его канале реальной звездой.

– Я что-то пропустил. Неужели то, как со мной обошелся Фридман, уже показали в новостях? А за звезду спасибо. В моем случае самое реальное – это «спасибо».

– Я могу вам помочь, – неожиданно заинтриговал Свиницкий и протянул мне визитку. – Здесь не мой телефон. Мой телефон вам сейчас не нужен. А вернее – вообще не нужен. Я в фаворе, пока Россия воюет. Пока идет холодная война. Мир и соглашательство делают из меня изгоя. Именно это состояние – для меня органика. Мне не нужны друзья, как не нужны друзья России.

– Дискуссия не входит в мои планы, – признался я. – Аргументированно у меня получается спорить только в эфире.

– Так вот, – понимающе резюмировал Свиницкий, – позвоните этому человеку. Он не отказывает талантливым людям.

Я лишь улыбнулся в ответ, подумав, что державники тоже не чужды дружбе с предпринимателями. На возведение империи, сторонником которой осознанно являлся и я, тоже требовались деньги. Но, по-моему, она уже вовсю строилась. Наверное, господин Свиницкий обижался, что у него забыли спросить.

Тут я вспомнил, как лидер духовной оппозиции ездил за интервью к олигарху Хиросимскому, и заметил «левую эволюцию» в либеральных взглядах «мученика». Я не стал размышлять на тему, кто оплатил Свиницкому перелет и переплет изданной после полета книги о еврейском олигархе и русском офицере. И у Хиросимского, и у бывшего полковника спецназа ГРУ был один-единственный враг, тот самый, которого врагом считал весь российский люд, – получивший пожизненную индульгенцию от электрического стула в виде приватизации электрического тумблера Чубайс. Таков был образ врага для провоцирующих бунт и идущих за ними строителей баррикад. Одного я не мог понять – как можно строить империи, раздувая революции, которые камня на камне не оставляют от империй…

Я не удивился изменчивости мировоззренческих постулатов строителей «пятой империи» и даже тому, что под свои знамена они пытались поставить непримиримых людей, одинаковых лишь в недовольстве властью. Шок на лице отразился только тогда, когда я разглядел на визитной карточке вычурную монограмму с литерой английского фунта и отчетливым словом «Лорд». Надо же. Этот Лорд к вечеру мог собрать все лавры графа Монте-Кристо, явившегося в свет прямо из заключения. Моя невольная аналогия была не так далека от истины. Но это мне только предстояло выяснить…

Улицу затопил августовский ливень. Садясь в машину, я уронил визитку, и она плюхнулась в лужу. Я брезгливо достал ее из мутной воды и скомандовал водителю: «Поехали!» – одновременно набирая номер.

На том конце ответили:

– Да, слушаю.

– Добрый день, вас беспокоит Влад Максимов, телеведущий Влад Максимов. Ваш телефон мне дал Александр Свиницкий. Может, я обращаюсь не по адресу, но вы, как утверждает господин Свиницкий, – моя последняя надежда… – Эти слова меня почему-то рассмешили, последнюю фразу я изрек с непроизвольной ехидцей. – Могу я претендовать на встречу с могущественным инкогнито?

– Да, с вами свяжутся, – спокойно ответил голос, и в трубке раздались короткие гудки.

Машина уже неслась по проспекту Мира в сторону центра. Водитель сообщил, что топлива в баке – с гулькин нос. В своем портмоне я обнаружил лишь совместное фото с Мишей Зеленгольцем. Снимок вызвал у меня отвращение и полетел из салона наружу. Заляпанный грязью, он приводнился в лужу. Потом я так же молчаливо вышвырнул визитку самозваного Лорда. Но ветер не пожелал уносить ее далеко, лишь прилепив к заднему стеклу моего автомобиля, который собирался заглохнуть километров эдак через двадцать.

– До офиса доедем, – оценил я обстановку на дисплее и врубил радио на полную громкость. Там на «R&B волне» громыхал последний хит «Фронтмена»:

Ты взлетишь до небес, обретешь вес,

Станешь The best, топ-модели скажут: «Yes!»,

До рая рукой подать. Как знать…

Придется врать, чтобы звездою стать.

Узнаваемый фейс, для тебя чартерный рейс,

Комфорт VIP-зала уютней обычного терминала.

Ты летишь в бизнес-классе, по правительственной трассе

Тебя мчит золотой экипаж туда, где Мираж…

Хочешь наслаждение испытать? От жизни все взять?

Звездою стать? Я могу тебе это дать!

Не будет стенаний, обидных разочарований,

Безответного чувства – зато будет «капуста»,

Душевной боли стон заменит телок вагон,

Вместо депрессии – глянцевая фотосессия,

Но только одно «но» договором определено —

Не морщи бровь и плюнь на любовь!

Верное дело – останется только тело!

Ставь подпись! Выводи умело…

Не поставить чернилами кляксу,

Здесь расписываются кровью – такая такса!

В каптерке у швейного цеха беседовали двое. В колонии оба они стали седыми, но справились, и помогла им в этом злость ко всему белому свету, к людям и к тараканам, которые суть одно и то же.

Один из них имел в зоне почти безграничную власть, ибо являлся коронованным авторитетом, другой имел власть иного рода. Она зиждилась на миллиардах, которые он сумел утаить от государства. А еще на реноме арестанта № 1, этот ярлык ему приклеила пресса.

Один из них ходил по блоку в отглаженной каптерщицей тетей Зоей робе черного цвета с подчеркнутыми стрелками, держал в зубах серебряный мундштук и перебирал янтарными четками, другой прослыл грамотеем и имел привилегию выписывать кучу газет из Москвы и содержать библиотеку. Один из них совсем не работал, не вставал по команде «подъем», не ходил на построения и поверки и попивал чифир с «торпедами», не обращая внимания на распорядок. Другой исколол себе все пальцы швейной иглой. Сущий пустяк по сравнению с байками этапированных из красных зон Коми и Мордовии, где зэки валили лес в сорокаградусный мороз, где «опускали» залетевших по 241-й содержателей притонов, где за невыработанную норму помещали в ШИЗО и где «сучьим мусорам» по маляве дробили кости на лесоповале. Здесь у него хотя бы был телевизор… Правда, смотреть по нему разрешали только «Аншлаг» да «Новости»…

– Дмитрий Вячеславович, я благодарен вам за помощь, которую вы мне оказывали. Иначе я не протянул бы и года. – На глазах бывшего олигарха явилась скупая слеза, а на губах – привычная улыбка, выражающая сарказм и безысходность одновременно. Сейчас эта улыбка приобрела еще и какой-то неведомый, глубинный смысл. В ней читалась едва осязаемая мистическая предначертанность. Завтра опальный олигарх должен был выйти на долгожданную волю.