class="v">Говорит Господь с престола,

Приоткрыв окно за рай:

«О мой верный раб, Микола,

Обойди ты русский край.

Защити там в чёрных бедах

Скорбью вытерзанный люд.

Помолись с ним о победах

И за нищий их уют».

Ходит странник по трактирам,

Говорит, завидя сход:

«Я пришёл к вам, братья, с миром —

Исцелить печаль забот.

Ваши души к подорожью

Тянет с посохом сума.

Собирайте милость Божью

Спелой рожью в закрома».

4

Горек запах чёрной гари,

Осень рощи подожгла.

Собирает странник тварей,

Кормит просом с подола.

«Ой, прощайте, белы птахи,

Прячьтесь, звери, в терему.

Тёмный бор, — щекочут свахи, —

Сватай девицу-зиму».

«Всем есть место, всем есть логов,

Открывай, земля, им грудь!

Я — слуга давнишний Богов —

В Божий терем правлю путь».

Звонкий мрамор белых лестниц

Протянулся в райский сад;

Словно космища кудесниц,

Звёзды в яблонях висят.

На престоле светит зорче

В алых ризах кроткий Спас;

«Миколае-чудотворче,

Помолись ему за нас».

5

Кроют зори райский терем,

У окошка Божья Мать

Голубей сзывает к дверям

Рожь зернистую клевать.

«Клюйте, ангельские птицы:

Колос — жизненный полёт».

Ароматней медуницы

Пахнет жней весёлых пот.

Кружевами лес украшен,

Ели словно купина.

По лощинам чёрных пашен —

Пряжа выснежного льна.

Засучивши с рожью полы,

Пахаря трясут лузгу,

В честь угодника Миколы

Сеют рожью на снегу.

И, как по траве окосья

В вечереющий покос,

На снегу звенят колосья

Под косницами берёз.

1915

«Я странник убогий…»

Я странник убогий.

С вечерней звездой

Пою я о Боге

Касаткой степной.

На шёлковом блюде

Опада осин

Послухайте, люди,

Ухлюпы трясин.

Ширком в луговины,

Целуя сосну.

Поют быстровины

Про рай и весну.

Я, странник убогий,

Молюсь в синеву.

На палой дороге

Ложуся в траву.

Покоюся сладко

Меж росновых бус;

На сердце лампадка,

А в сердце Исус.

1915

«Алый мрак в небесной черни…»

Алый мрак в небесной черни

Начертил пожаром грань.

Я пришёл к твоей вечерне,

Полевая глухомань.

Ой, легка моя кошница,

А глаза синее дня.

Знаю, мать-земля черница,

Все мы — тесная родня.

Разошлись мы в даль и шири

Под лазоревым крылом.

Но сзовёт нас из псалтыри

Заревой заре псалом.

И придём мы с земляникой,

Очертивши темью даль,

У полей родного лика

Позабыть свою печаль.

1915

«В лунном кружеве украдкой…»

В лунном кружеве украдкой

Ловит призраки долина.

На божнице за лампадкой

Улыбнулась Магдалина.

Кто-то дерзкий, непокорный,

Позавидовал улыбке.

Вспучил бельма вечер чёрный,

И луна — как в белой зыбке.

Разыгралась тройка-вьюга,

Брызжет пот, холодный, терпкий,

И плакучая лещуга

Лезет к ветру на закорки.

Смерть в потёмках точит бритву…

Вон уж плачет Магдалина.

Помяни мою молитву

Тот, кто ходит по долинам.

<1915>

Город

Храня завет родных поверий —

Питать к греху стыдливый страх,

Бродил я в каменной пещере,

Как искушаемый монах.

Как муравьи кишели люди

Из щелей выдолбленных глыб,

И, схилясь, двигались их груди,

Что чешуя скорузлых рыб.

В моей душе так было гулко

В пелёнках камня и кремней.

На каждой ленте переулка

Стонал коровий рёв теней.

Дризжали дроги, словно стёкла,

В лицо кнутом грозила даль,

А небо хмурилось и блёкло,

Как бабья сношенная шаль.

С улыбкой змейного грешенья

Девичий смех меня манул,

Но я хранил завет крещенья —

Плевать с молитвой в сатану.

Как об ножи стальной дорогой

Рвались на камнях сапоги,

И я услышал зык от Бога:

«Забудь, что видел, и беги!»

1915

«Занеслися залётною пташкой…»

Занеслися залётною пташкой

Панихидные вести к нам.

Родина, чёрная монашка,

Читает псалмы по сынам.

Красные нити часослова

Кровью окропили слова.

Я знаю — ты умереть готова,

Но смерть твоя будет жива.

В церквушке за тихой обедней

Выну за тебя просфору,

Помолюся за вздох последний

И слезу со щеки утру.

А ты из светлого рая,

В ризах белее дня,

Покрестися, как умирая,

За то, что не любила меня.

1915

Поминки

Заслонили вётлы сиротливо

Косниками мёртвые жилища.

Словно снег, белеется коливо —

На помин небесным птахам пища.

Тащат галки рис с могилок постный,

Вяжут нищие над сумками бечёвки.

Причитают матери и крёстны,

Голосят невесты и золовки.

По камням, над толстым слоем пыли,

Вьётся хмель, запутанный и клейкий.

Длинный поп в худой епитрахили

Подбирает чёрные копейки.

Под черёд за скромным подаяньем

Ищут странницы отпетую могилу.

И поёт дьячок за поминаньем:

«Раб усопших, Господи, помилуй».

1915

«За горами, за жёлтыми дˆолами…»

За горами, за