Богачи и бедняки

Существенным фактором в становлении каждого художника являлось социальное происхождение. Разумеется, среди них были богачи и бедняки, что повлияло не только на их культурный уровень, но, вне всякого сомнения, на образ жизни и даже образ мыслей и поступки. В то время когда тот, кто победнее, дул на пустой суп у себя в мастерской, кое-кто облачался во фрак, торопясь поужинать в городе…

Из богатой семьи происходил Поль Сезанн, сын банкира из Экс-ан-Прованса; сыном банкира был Эдгар Дега, к тому же принадлежавший к аристократическим кругам; Альфред Сислей — сын крупного английского купца, обосновавшегося во Франции; Эдуар Мане был выходцем из древнейшего рода, представители которого занимали высшие чиновничьи посты, обладали приличным состоянием и являлись к тому же владельцами поместья, площадью около 60 гектаров, в Женвилье. То же можно сказать о Фредерике Базиле, сыне сенатора из Леро, богатого виноградаря; Гюставе Кайботте, морском инженере, обеспеченном холостяке; Берте Моризо, чьи родители принадлежали к высшему свету Парижа…

Из бедняков, художников почти пролетарского происхождения, можно назвать Клода Моне, Камиля Писсарро, Армана Гийома и, разумеется, Огюста Ренуара, сына портного.

И все же подобная классификация нуждается в оговорках, поскольку в реальности все было гораздо сложнее. У богатых, случалось, не хватало денег, а у бедных были периоды, когда они жили если не в роскоши, то, по крайней мере, в достатке. Так, Мане, сумевший за четыре года промотать целое состояние (80 тысяч франков золотом!), после смерти отца не раз испытывал денежные затруднения, что вынуждало его продавать картины за бесценок. Выкрутившись из тяжелой ситуации, он вновь начинал тратить деньги почем зря. Сезанн в этом отношении оказался наименее уязвимым, хотя и он часто подолгу сидел без денег. Его отец, враждебно настроенный к карьере сына-живописца, потребовал, чтобы тот прошел курс права. «Дитя мое, — говорил он, — подумай о будущем! Имея дарование, можно умереть от голода, а имея деньги — всегда будешь сыт!» Желая заставить сына принять свою точку зрения, он назначил ему содержание, достаточное лишь для того, чтобы не умереть от голода. По приезде в Париж, куда Сезанн последовал в 1861 году вслед за Золя, другом детства, уговорившим друга покинуть родной Экс, Полю приходилось искать заведения, где можно было бы поесть не более чем на 90 сантимов. В минуты отчаяния, осатанев от вареной говядины, Сезанн возвращался в Экс, на домашние лепешки. В этом для него не было никакой трагедии: он обожал своих близких и не мог подолгу бывать вдали от них, хотя и говорил о родных как о «самых отвратительных в мире существах, до крайности назойливых!». Подобные высказывания, впрочем, ни о чем не говорят, учитывая, что Сезанн был натурой экзальтированной, даже параноидальной.

Сислей, после золотой поры своей юности, в 1870 году, в тридцатилетием возрасте, обзавелся семьей, которую требовалось содержать; не имея иного источника доходов, кроме живописи, он погрузился в беспросветную нищету, из которой так и не сумел выбраться. Его отец разорился накануне Франко-прусской войны и Коммуны и умер, не оставив наследникам ничего, кроме долгов. Сислей, пожалуй, — единственный из импрессионистов, кто не успел получить признания при жизни.

Художник-аристократ

И наконец Дега!.. Это совершенно особый случай. Сын банкира, получавший ренту, которая позволяла ему в тридцать лет содержать собственный особняк с гувернанткой, только в 1876 году впервые вынужден был взглянуть на искусство как на средство существования. До этого момента живопись была для него разновидностью аристократического времяпрепровождения, хотя и поглощала его целиком. Случилось так, что его братья, Ашиль и Рене, принявшие после смерти дядюшки Мюссона его дело в Новом Орлеане, — так появился сюжет для картины «Хлопковая контора», навеянной воспоминаниями о путешествии в Луизиану в 1872 году, — совершили несколько неудачных сделок на бирже. Чтобы спасти братьев от полного разорения — ведь это могло бросить тень на репутацию семьи, — Дега отдал им львиную долю своего состояния. Он отказался от особняка, вынужден был продать мебель и большую часть собранной им коллекции картин. Мадам Алеви так объясняла своему сыну, пожелавшему узнать причины столь резкой перемены в жизни художника: «Когда один из членов семьи должен значительную сумму и не в состоянии ее заплатить, честь семьи требует, чтобы долг был уплачен его братьями». На деле, конечно, подобный обычай к тому времени уже канул в Лету, но Дега все-таки был представителем старой Франции, хотя и, став художником, отказался от дворянских привилегий.

Джордж Мур, свидетель семейной драмы, рассказывает, что в течение нескольких лет Дега каждый день с утра запирался у себя в мастерской и оставался там до вечера, отказываясь принимать даже близких друзей.[15] Совсем перестав бывать в свете, — но он туда еще вернется! — Дега работал как одержимый, не брезгуя, по его словам, «даже пятифранковым заработком». Именно в эти годы в его характере появились та язвительность и манерность, которые к концу жизни превратили художника в грозу хозяев гостиных, где он появлялся. Будучи не злым по натуре — многие его поступки свидетельствуют о добром сердце, — Дега нарочно поддерживал свою репутацию сурового человека, позволявшую оградить личную жизнь от вмешательства посторонних.

Среди танцовщиц

Превратности судьбы внесли серьезные изменения в творчество художника: Дега отказался от живописи маслом и перешел к пастели, технике более подходящей для быстрой работы. В это время он начал работать над серией «Танцовщицы» — близкой ему как завсегдатаю Оперы темы. Его пастели высоко ценились у любителей живописи, так что Дега всегда имел возможность пристроить свои «изделия», как он называл свои произведения. Успех у покупателей позволял ему гораздо быстрее, нежели другим импрессионистам, справляться с денежными затруднениями. Всего через десять лет после того, как Дега пожертвовал своим состоянием, он снова начал покупать произведения искусства и в конце концов составил одну из самых богатых коллекций, когда-либо собранных художником. В этом смысле он не уступал Рубенсу и Рембрандту, Бонна и Пикассо.

Среди бедных

Совершенно в противоположном положении находились выходцы из бедных семей. Ренуар никогда не знал такой нищеты, какую испытали Моне, Писсарро и Сислей. Он родился в семье, где царили традиции скромных ремесленников, уходящие корнями в XVIII век. В раннем детстве Ренуар стал звездой церковного хора Сент-Эсташ, которым руководил Шарль Гуно, затем попал в мастерские по росписи фарфора, затем в мастерскую по росписи штор, где вскоре научился несколькими движениями кисти набрасывать букеты или назидательные сценки. И много лет спустя, нуждаясь в деньгах, он брал заказы на декорирование какого-нибудь кафе или изготовление вывески. Этот заработок обеспечивал художнику существование на несколько дней, тем более что он был не слишком притязателен и мог, например, целую неделю питаться одной фасолью, если получал в качестве гонорара за портрет жены какого-нибудь лавочника мешок этого продукта. А приблизительно с 1870 года, со времени знакомства художника с влиятельной дамой, мадам Шарпантье, которая покровительствовала ему, Ренуар уже довольно легко мог обеспечить себя, рисуя портреты представителей высшего света. Зарабатывая на пропитание, он при этом создавал шедевры.