Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Максимум упрямства —
Это наша крошка…
Антонина угадала твой характер.
– Смотрите! – кричала ты нам в бабушкином саду. – Муравейник!
– Почему муравьи только ползают? – недоумевала ты. – Почему не летают?
Сама ты всегда стремилась ввысь. Тебе так хотелось взлететь над людским муравейником. И ты взлетала в своих песнях очень высоко и была счастлива:
Там, высоко-высоко над землею,
Там, на сверкающем Млечном Пути,
Там подружусь с самой яркой звездою,
Чтобы тебе, мой любимый, светить!
Мы писали тебе песни, и ты пела их с радостью. Летала высоко и не думала о падении. О том, что чем выше взлетишь, тем труднее падать.
А вот я сейчас сотни, тысячи раз упал бы на колени, чтобы попросить тебя выжить…
Почему я не догадался сделать этого раньше, Юля?
17.03.2019
Юля,
наш дом превратился в проходную, через которую идут и идут люди. Родные… Артисты… Друзья… Журналисты… Твои директора и менеджеры… Бессменный пресс-секретарь Анна Исаева едва успевает отвечать на вопросы. На всех лицах – печать скорби. Как понять, осознать, принять то, что произошло? Кто виноват? Что делать? На эти вечные вопросы ни у кого нет ответа.
По телевизору постоянно сообщают в новостях о твоей смерти, идут повторы, готовятся новые передачи о тебе. На всех каналах. Твои интервью. Юбилейный концерт…
Мы смотрим… Смотрим… Смотрим…
Две реальности в одно время – разве так бывает?
В одной – ты живая, красивая, нарядная, талантливая – по ту сторону экрана… Поешь, говоришь… Мы слышим твой звонкий серебряный смех.
В другой – разговоры о кладбище, на котором тебя должны похоронить; о морге, куда нас не пускают, чтобы быть рядом с тобой; о нарядах, которые надо надеть на тебя перед тем, как положить в гроб.
С одной стороны, любимый голос, легкие движения, твой всегда радостный взгляд и звонкий смех; с другой – оглушительная тишина и застывшие в недоумении и печали лица.
Если бы не Вера, не ее испуганные глаза, мы с Таей, наверно, закричали бы на всю Вселенную, чтобы поведать миру о страшном горе, которое непрошеным гостем вторглось в нашу семью. Но Вера здесь же, в этой сутолоке, она никуда не хочет уезжать. Твоя дочка не плачет, чтобы не расстраивать нас. И приходится сжимать душу в кулак… И молчать, чтобы не напугать нашу внучку. Вера – это ниточка, которая привязывает нас к жизни, уходящей из-под ног.
Как случилось, что мы не уберегли тебя, Юля?
18.03.2019
Юля,
все, кто знал тебя с детства, понимали, что ты родилась артисткой. Еще не умела как следует говорить, но уже хотела читать стихи, петь, танцевать. Выступать, как говорила твоя бабушка Аня. Помню день рождения Игоря. Тебе еще не было годика, ты с трудом переступала своими ножками по зеленой травке, но уже хотела стоять в одном ряду с детишками, которые пели на празднике. Ни говорить, ни петь ты еще не умела, но зато научилась покачивать головкой в такт песни: «Пусть бегут неуклюже…» И стояла… И покачивала своей головкой в шапочке из голубой шерсти, связанной твоей мамой. Выступала.
В три года ты уже пела мамину концертную песню «Мы на лодочке катались…». И «Как пошли наши подружки в лес по ягоды гулять…». Эту русскую народную песню любила твоя бабушка Аня. Именно она обучила тебя частушкам:
Шила, мыла, гладила.
Раньше была Ванина,
А теперь я Колина:
Мама приневолила…
Помнишь, как ты пела частушки, приплясывая, а дед Василий аккомпанировал тебе на гармони?
На всех праздниках в школе, в институте, дома и в гостях – везде ты пела. В три года ты уже пела у колыбели родившейся двоюродной сестренки Наташи «Колыбельную», которую я написал после твоего рождения:
Солнышко за лесом спрячет свои лучики,
Ветерок затихнет, разольется ночь…
Засыпай, дочурка, складывай-ка ручки,
Отложи заботы ты на время прочь…
Ты всегда пела. Для себя и для других. Твоего выступления ждали, тебе, маленькой девочке, аплодировали. Ты помнишь это, Юля?
Это было счастливое время. Тогда мы еще не знали горя, не смотрели смерти в лицо. Радостные и счастливые, жили надеждой на лучшее. И пели…
Бабушка Аня ставила тебя на стул с резной спинкой, и ты выступала; слушателями были соседские дети, сестренка Наташа, а если никого не было поблизости – цыгане, нарисованные на дешевом ковре в бабушкиной спальне. Она была великой фантазеркой, твоя бабушка Аня. Талантливая сказочница. Певунья и плясунья. От нее и от нас ты очень рано узнала такие слова, как «театр», «актриса», «антракт», «вокал», «гастроли»…
В перерывах между гастролями я учил тебя петь под гитару, и, надо сказать, ты чувствовала ноты и пела легко. Я наигрывал на гитаре музыкальные фразы и просил их повторить. Сначала это были простые мелодические цепочки, затем более сложные, и ты без особых трудностей повторяла музыкальные фрагменты, которые и профессиональной певице не всегда под силу. Усложняя задачу, я учил тебя импровизировать в сложных гармонических цепочках.
– Ты должна рассказать какую-то историю без слов, – предлагал я, – только с помощью музыкальных фраз.
– Какую историю? – удивлялась ты.
– Например, ты хочешь мороженое и просишь его купить.
И ты, меняя интонации, напевала предложенный сюжет. Это было в форме игры, поэтому очень интересно и весело. Я менял аккорды – ты мгновенно перестраивалась в предложенную гармонию, понимая меня без слов.
Умение импровизировать много раз выручало тебя в трудных жизненных ситуациях. Твоя тетя, филолог, знакомила тебя с поэтами и писателями, рассказывала истории их жизни, которые тебя очень интересовали с раннего детства.
– Тетя Тоня, а что такое дуэль?
– Это поединок двух людей.
– А что такое поединок?
Антонина ломала голову над тем, как объяснить тебе лексическое значение слова попроще, чтобы ты его поняла:
– Так люди борются друг с другом. Стреляют из пистолета или сражаются на шпагах.
– Зачем?
– Чтобы смыть позорное пятно.
– Как смыть?
– Кровью.
Ты размышляла, морща свой лобик. Но недолго. Вопросы сыпались из тебя как из рога изобилия.
– А кто убил Пушкина?
– Дантес.
– А что он смывал кровью?
– Любовь. Любовь хотел убить.
Тетя, учительница, не только преподавала, но и экзаменовала тебя. И иногда случались казусы.
– Юля, кто убил Пушкина на дуэли?
– Майонез! – отвечала ты