Не то чтобы он не мог этим заняться, сказал Гонщик. В моторах он разбирается, но в чем он действительно разбирается, и, возможно, лучше других, так это в скорости.

Допивавший виски Шеннон прыснул:

— Сколько воды утекло с тех пор, как я испытывал подобное ощущение!.. Чувствуешь себя независимым, думаешь, что можешь достать до звезд… Ты и впрямь так в себе уверен, малыш?

Гонщик кивнул в ответ.

— Хорошо. Ты хочешь здесь выжить, ты даже надеешься на то, что сумеешь здесь выжить, и на то, что тебя не сожрут, не облапошат, не доведут до черты… Черт подери, тебе лучше быть в себе уверенным!

Шеннон допил пиво, заплатил по счету и осведомился, не хочет ли Гонщик пойти с ним. Распечатав купленный у Эдди блок из шести банок пива, они с полчаса колесили по дорогам, прежде чем Шеннон наконец перевалил на своем «камаро» через невысокий хребет и поехал вниз по склону, к системе дренажных каналов.

Гонщик огляделся. По правде говоря, пейзаж чем-то напоминал пустыню Сонору, где он учился водить на древнем «форде» мистера Смита. Голая равнина, лабиринт брошенных хозяйственных тележек, мешков мусора и автомобильных покрышек не так уж отличалась от кактусов и низкорослого кустарника, среди которых он учился маневрировать на машине.

Шеннон резко затормозил и, не заглушив мотора, вышел из машины. В полиэтиленовой упаковке, что он держал в руке, болталась последняя пара банок пива.

— Ну, вот твой шанс, малыш. Покажи, на что ты способен.

И Гонщик показал.

А потом они вместе отправились за мексиканской едой в забегаловку на Сепульведа. Казалось, там все были одной большой семьей: официантка, ее помощник, повар… Все они знали Шеннона — а тот беседовал с ними, как впоследствии осознал Гонщик, на великолепном испанском. Для начала заказали виски, жареный картофель с острым соусом, кипящий овощной суп и зеленые энчилады. К концу ужина, залитого целой батареей пива «Пасифико», Гонщик с трудом понимал, на каком свете находится.

Утром он проснулся на кушетке в доме Шеннона, у которого прожил затем еще четыре месяца. Через два дня Гонщик получил свою первую работу: классическая сцена погони в дешевом полицейском сериале. По сценарию ему следовало заложить вираж, поднявшись на два колеса, — простой, незамысловатый трюк. Но, войдя в поворот, Гонщик понял, что еще можно здесь сделать. Подкатившись ближе к стене, он ударил в нее оторванными от земли колесами; складывалось впечатление, будто он оторвался от земли и ведет машину в горизонтальном положении.

— Сукин сын! — послышался комментарий помощника режиссера. — Отлично! Снято!

Так было положено начало славе Гонщика.

Спрятавшись в тени трейлера, Шеннон улыбался. Вот это мой мальчик! Сам Шеннон принимал участие в съемках одного блокбастера неподалеку, в четырех павильонах отсюда, и в перерыв заглянул проверить, как идут дела у малыша.

Дела у малыша шли отлично. И через десять месяцев они шли так же отлично — пока в один прекрасный день на совершенно обычной репетиции при выполнении трюка, который Шеннон проделывал сотню раз, его машина не вылетела через край каньона, вдоль которого ехала, и, рухнув с высоты ста метров и дважды перекувырнувшись, не остановилась, раскачиваясь на крыше, словно опрокинувшийся на спину жук. Камеры запечатлели всю сцену.

— Сбегаю через дорогу и принесу чего-нибудь перекусить, — предложила Бланш. — Вон там «Пицца-Хат». Просто умираю с голоду. С колбасой и двойной порцией сыра пойдет?

— Конечно, — отозвался Гонщик, стоявший у одного из окон с рамой на алюминиевых рельсах — по-видимому, неотъемлемого атрибута всех мотелей.

В левом нижнем углу рамы была щель: чувствовалось, как с улицы в комнату теплой струей вливается воздух.

Они сняли номер с балконом на втором этаже, с окнами по фасаду, то есть на стоянку шириной в двадцать метров, что отделяла мотель от трассы. К мотелю вели отдельные въезды. Первый начинался от перекрестка сразу за парковкой. Второй был чуть дальше по улице.

Оказавшись в незнакомой квартире, баре, ресторане или в новом городке, следует проверить пути к отступлению.

Перед тем, вымотанные дорогой, еще дрожащие от нервного напряжения и слишком долгого путешествия в машине, они смотрели по телевизору приключенческий фильм. Действие разворачивалось в Мексике. Исполнитель главной роли недолго пользовался популярностью, а потом погряз в наркотиках, низкобюджетных фильмах вроде этого и бесконечной веренице скандальных статеек в желтой прессе.

До чего пленительны человеческие мечты!.. Все полетело к чертям, им пришлось спасаться бегством, и чем же они заняты? Сидят и смотрят фильм по телевизору! Гонщик мог побиться об заклад, что в сценах погони за рулем сидел Шеннон — конечно, лица не видно, но стиль явно его.

«Это наверняка Бланш, — думал Гонщик, стоя у окна. — Иначе каким образом на той стоянке мог оказаться „шевроле“?»

Бланш тем временем извлекла из косметички зубную щетку и направилась в ванную.

Он услышал ее вскрик:

— Что за…

Тут же — глухое буханье дробовика.

Гонщик влетел в ванную, едва не споткнувшись о тело Бланш. Увидел человека в окне, поскользнулся в луже крови и рухнул на душевую кабину, вдребезги разбив стеклянную дверь и распоров руку. Застрявший в оконной раме незнакомец все еще пытался освободиться. Теперь он снова поднял ружье и дрожащими руками наводил его на Гонщика. Тот, не раздумывая, схватил кусок разбитого стекла и швырнул в незнакомца, угодив ему прямо в лоб. Кровь залила глаза мужчины, он уронил дробовик. Взгляд Гонщика упал на лежавшую на раковине бритву. Ею он и перерезал ему горло.

Второй нападавший пытался выбить входную дверь. Так вот что за звук — монотонный, громыхающий — все это время слышал Гонщик!.. Дверь поддалась в тот самый миг, когда Гонщик вернулся в комнату, успев перезарядить дробовик. Ну и отдача!.. Рука, прорезанная чуть не до кости, машинально дернулась от невыносимой боли, хотя Гонщик, заметьте, не жаловался.

Сидя в номере мотеля, к северу от Финикса, привалившись спиной к стене, Гонщик смотрел, как кровь, растекаясь, подступает к нему все ближе и ближе. С шоссе доносились звуки машин. В соседнем номере кто-то плакал. Гонщик заметил, что задерживает дыхание, прислушиваясь к воображаемому, но почти неизбежному вою полицейских сирен, топоту по лестнице, стуку в дверь, и вдохнул спертого воздуха, смешанного с запахом крови, пороха, говна и страха.

Неоновый отсвет играл на лице высокого бледного человека, того, что лежал у двери.

Из крана в ванной капала вода.

Раздавался и еще какой-то звук — постукивающий, дробный. В конце концов Гонщик догадался: это его собственная рука, непроизвольно дергаясь, костяшками пальцев отбивает дробь по полу.

Потом звуки замерли. Рука потеряла чувствительность, перестала двигаться. Обвисла, словно не имела к нему никакого отношения, как ботинок, который был нужен, а потом износился, и пришлось выкинуть его на свалку. Гонщик попытался пошевелить пальцами. Никакой реакции.