В ложе бенуара не было никого. Правда, магия опознавала пространство как исключительно пустое. Обычно так воспринимается место, намеренно очищенное заклинанием. Чьим? Почерк мага, старательно затертый, простыми методами контроля не опознавался, но казался смутно и неуловимо знакомым. Это было странно, но не давало повода счесть ситуацию опасной. Карл недовольно прищурился, но все же кивнул охране и заспешил в императорскую ложу.

Уже покидая партер, он краем глаза отметил движение кулис. Лена закончила арию, зал взвыл. Баронесса поклонилась, села, раскрыла веер и принялась обмахиваться.

– Бис! – осторожно попросили из зала.

– Судари, да бог с вами, – негромко удивилась Ленка. Чуть помолчала, доводя тишину до совершенства. – Я всего лишь повторяю с простотой дрессированного попугая то, чему летом меня учила Алмазова. До самой малой интонации. У Екатерины Федоровны есть ученицы и получше… Если вам угодно хлопать и нести цветы, хлопайте ей и записки пишите ей. Я передам.

Баронесса звучно щелкнула веером и откинулась в кресле, щурясь от удовольствия. Зал снова загудел. Свет люстр приугас. Карл торопливо вышел в фойе, а затем на улицу. Прощупал взглядом площадь и окна домов, крыши, арки дворовых проездов. Фонари уже затеплились розоватым светом, слабым, не оспаривающим прав заката освещать город. Вечерние цветы на клумбах пахли сладко и даже удушающе приторно, сумерки пока что не обещали прохлады. Темные кроны лип главной аллеи шуршали и вроде чуть клонились к фонтанам, роняли первые листья, украшая розовую воду золотыми лодочками с тонкими черешками бушпритов…

По улице прошел на малой скорости «фаэтон» тайной полиции. Чуть погодя тяжелый автомобиль первого министра подкатил к парадному, Потапыч с женой быстро прошли в театр. И, если верить чутью, никто за ними не следил, а удача оставалась ровной и достаточно светлой…

– Мы все с ума сойдем из-за подозрительности Корша, – поморщился Карл, приходя в более спокойное и мирное настроение.

Проследил, как на улицу с бокового крыльца сбегают двое студентов из числа учеников Бризова, как следом выбирается из дверей багрово-синюшный задыхающийся директор театра.

– Точно менять? – еще раз спросил младший из магов. – Вернуть не сможем, сил не хватит. Тут объемная динамика с пси-компонентом.

– Точнее некуда-с, – обреченно махнул рукой директор. – Как условлено. Без объема вашего, просто вешайте афишку-с. В статике, как вы это называете-с.

– Масштабированная копия с настройкой под взгляд смотрящего, – назидательно пояснил тот же студент, явно набивая цену. – Эффект «лунной дорожки», пятый курс, профилирование по иллюзиям. Откуда ни глянь, афиша читается, она всегда лицом к зрителю.

– Пять рублей, это окончательная сумма, да-с, – отрезал директор.

– Можно звездочки мигающие для приманчивости…

– Не надо, у меня перед глазами уже бегают такие звездочки… – донельзя утомленным голосом пожаловался поклонник Софочкиной красоты.

Иллюзия поющей и вздыхающей дивы погасла, на ее месте соткалась из воздуха обычная афиша, сероватая, в точности подобная бумаге исходника, с рисунком и аккуратной каллиграфической надписью, исполненными пером от руки. Рядом с помпезным фасадом Императорского этот торопливый набросок, не получивший дальнейшего развития в красках и без прорисовки деталей, смотрелся неожиданно. Карл долго глядел на надпись и на портрет. Он был готов взорваться от злости, к тому же чувствовал себя обманутым, даже несколько смешным…

«Роберта Скалли. Единственное выступление»

– Пока я искал шпионов и бомбистов, женщины совершили государственный переворот, – поразился барон, снова прочтя афишу и все еще не веря себе. – Юнц ведь знал… Вот старый арьянский злодей! Не иначе нашел способ поухаживать за мамой Лео.

Сделав столь сложный вывод, барон развернулся и, не оглядываясь более, прошел в императорскую ложу. Первый министр сидел в своем кресле и норовил вежливо пообщаться с послами, смиряя рычащий бас до полушепота. Баронесса была зажата у перил, в плотном окружении цветочных букетов, которые постепенно выносились слугами и охраной. Ленка прятала за веером улыбку победительницы. Карл сел рядом, разворошив букеты.

– Вы что вытворяете? И сколько вас в заговоре? – Он склонился к широким перилам ложи, скрыв лицо в тени, а голос – в магическом мешке приватной беседы. – Роберта не должна была отделяться от тени правительницы Диваны самое малое до зимы. Мы еще не подобрали нового человека. Фактически в стране сейчас нет правительницы, мы не можем предъявить ее во плоти.

– Да ладно тебе, утром появится опять, – сквозь веер шепнула Лена. – Пойми, все само собой сложилось. Береника приехала час назад, Лео знала о времени прибытия заранее, а тут дозрел скандал с Алмазовой. И мы с твоей мамой решили… А если твоя мама Лео что-то намерена сделать, то прочие могут скромно излагать свои доводы в пустоту или просто помолчать. Только маленькая Поленька способна переубедить бабушку, но она как раз выслушала благосклонно и весело сказала: «Агу». Мы решили, что утвердительно.

Кое-как переборов приступ похожего на кашель смеха, барон отогнал вставшую перед внутренним взором сценку: бабушка Лео планирует переворот, советуясь с внучкой, которой чуть больше полугода… И вот – доагукались! Нет сомнений, именно Лео-старшая вынудила директора сменить афишу и допустить на сцену Роберту. Она дебютировала в Императорском два десятка лет назад и теперь внезапно возвратилась на один вечер, чтобы в первый раз дочь могла увидеть ее такой – великолепной, настоящей, живой… Но никак не тенью призрака Диваны, эдакой сиделкой привидения, не имеющей ни своего мнения, ни даже своего лица.

– Да, характер у мамы несколько жестковат, – отдышавшись, признал Карл. – Но такой риск, Лена!

– Никакого. Корш в курсе, сюда согнали всех, кого можно. И я чудила по полной…

– Роберта хоть знакома с…

– Слушай, а для кого я добывала партитуру? – возмутилась Ленка и снова нырнула за веер, осознав, что неосторожным признанием разрушила все сказанное раньше относительно спонтанности заговора.

– Бедный директор. Вы его сожрали, – вздохнул барон.

– Нашел кого жалеть. Он несъедобный, вот чисто вимпирь! С ним разговаривали по-хорошему, Алмазова ему вчера в последний раз пыталась объяснить: у Софьи беда с голосом. Ей нужен врач, и не абы какой. Связки для певицы – это весь ее капитал, все достояние. Тут не ругаться впору, а на поклон идти и помощи просить. Но характер – одно, а гонор – другое. Ох, Колька, меня тут вчера не было, я бы им все пояснила. Внятно. А тетя Катя что? Ее враз обидели и не постеснялись: откуда у них стыд, у свинорылых?

Штатный маг театра завершил обход сцены, появился из-за кулис и еще раз отследил настройку заклинаний оптимизации акустики. Кивнул дирижеру, прикрыл глаза, вслушался в традиционные для последней проверки звуки органных басов, ударных, а затем скрипки. Остался стоять у рампы, удивляя публику, уже притихшую и ожидающую большой премьеры.