– Час от часу не легче! – вырвалось у Петра Ивановича.

– Теперь вы понимаете меня, Пётр Иванович? – Леокадия протянула ему свои холеные руки через стол, и он машинально принял их и поцеловал сначала одну, потом другую. Но вдруг опомнился и залепетал извинения.

– Я счастлива, что именно вы оказались на этом месте, – одарила его обволакивающим взглядом Лео.

– Я сделаю всё, что в моих силах, заверяю вас, Леокадия Львовна, что ваша воспитанница сегодня же окажется дома. Я прекрасно понимаю её чувства! Сам был молод и терял голову от любви! – подполковник смущённо закашлялся. Но тут же был поощрён ещё одним восхищённым взглядом Леокадии и добавил: – Так что идите домой и ни о чём не волнуйтесь. Девушка раньше не была замечена ни в чём предосудительном, поэтому я уверен, что мне удастся утрясти этот вопрос.

Леокадия сделала вид, что готова броситься подполковнику на шею и только благородное воспитание сдерживает её порыв. Подполковник едва не прослезился.

Уже оказавшись возле двери, Леокадия оглянулась и спросила:

– А что всё-таки натворила Виолетта?

– Да так, ерунда! – легкомысленно заверил её подполковник. – Оделась в чёрное платье, набросила чёрную фату, раскрасила в чёрный цвет букет лилий и, пробравшись в ЗАГС, вручила их невесте. Та от неожиданности упала в обморок. Родня устроила переполох, вызвали полицию. То да сё, вашу барышню задержали и привезли к нам. Не могли уладить всё по-тихому, – в голосе подполковника прозвучало явное осуждение родни «лавочника», охочей до закатывания публичных скандалов.

В самом начале рассказа подполковника Леокадия охнула про себя, потом подумала одобрительно: «Молодец девка». Уходя, она подарила Петру Ивановичу третий взгляд, полный восхищения и благодарности.

«Какая женщина!» – подумал подполковник, когда за Лео закрылась дверь его кабинета.

– Всё, – сказала Леокадия своим подругам, – поехали домой. Виолетку сегодня отпустят.

– Но как же… – начала было Мила.

– Не кудахтай! – прервала Лео подругу и тут же пожалела: – Милка, не реви! Я же сказала, что всё утрясла.

– Он хоть симпатичный? – спросила Андриана.

– Кто? – удивилась Лео, уже забыв об очарованном ею Петре Ивановиче.

– Начальник отделения!

– А! Да, солидный мужчина, – проговорила она и улыбнулась, – жалко только, что женатый.

– А ты откуда знаешь?

– Обручальное кольцо у него на руке.

– Ты неисправимая сердцеедка, – улыбнулась Андриана.

– Ничего подобного, – не согласилась Лео, – за всю свою жизнь я не разбила ни одной семьи! Женатые мужчины не мой профиль!

– Но мозги ты им всё-таки пудрила!

– Только ради дела! – гордо заявила Леокадия.

Дежурный посмотрел вслед трём женщинам, покидающим отделение, и мысленно перекрестился. Он глубоко сочувствовал своему начальнику, храбро выдержавшему беседу с одной из них.

Молодой лейтенант и не догадывался о том, что подполковник не нуждался в его сочувствии и в глубине души даже завидовал самому себе, мысленно окрестив Лео жар-птицей, на минуточку залетевшей в его кабинет.

За несколько дней до этих событий Виолетта подкараулила в коридоре Филиппа Окунева.

– Фил, – сказала она, – ты не можешь жениться на Майе! – в глазах девушки стояли слёзы.

– Это ещё почему? – промямлил он, отводя глаза в сторону.

– Потому что я люблю тебя! И ты любишь меня! Ведь ты говорил мне об этом!

– Виолетта, пойми, – он коснулся рукой её плеча, – любовь тут совсем ни при чём.

– Как это ни при чём? – она стряхнула его руку. – Я беременна!

– Майка тоже, – вздохнул он.

– Как – тоже?! Ты что, и с ней спал?

– Так получилось, – он пожал плечами.

– Как это так получилось?! – Глаза Виолетты запылали от ярости.

– Да очень просто! – начал раздражаться Филипп. – Отец в категоричной форме велел мне жениться! Сказал, что этот вопрос вообще не обсуждается!

– Ты же мог отказаться!

– И остаться без гроша?! Отец сказал, что если я не женюсь на Лоскутовой, то не получу от него и ломаного гроша!

– Но мы можем сами зарабатывать! – топнула ногой Виолетта.

– Сами? – он иронически усмехнулся. – Моя нянька мне когда-то говорила, что трудом праведным не наживёшь палат каменных.

– А где сейчас твоя нянька? – тихо спросила Виолетта.

– На родину уехала.

– На родину? Она что, нерусская?

– Почему нерусская? – удивился Филипп. – Русская, вернее, украинка она.

– Понятно. Но как ты мог сразу же с Майкой?

– Я не нарочно, – начал оправдываться Окунев, – просто разругался с отцом, пошёл в ночной клуб, там Майку встретил, напился. Я даже не помню, как у нас всё это произошло. Но она вчера сказала мне, что беременна.

– А как же я?

– Срок у тебя ещё маленький, я деньги возьму у отца, и ты избавишься от ребёнка.

– Дебил!

– Сама ты дебилка! Если хочешь, рожай, я тебе алименты платить буду.

– Ненавижу! – закричала Виолетта. – Я всё равно сорву твою свадьбу! Вот увидишь!

– И не вздумай, – ответил он, – тебе же самой будет хуже. А мой отец никогда не отступает от задуманных планов.

– А ты знаешь, – неожиданно спросила Виолетта, – что в мае жениться нельзя?

– Это ещё почему? – удивился он.

– Всю жизнь маяться будете!

– Что ж, с деньгами и маяться приятнее, чем всю жизнь с голым задом от счастья прыгать, – усмехнулся он.

Если бы у Виолетты в этот момент было под рукой что-нибудь тяжёлое, она непременно ударила бы Филиппа прямо в лоб. Но у неё ничего не было, поэтому она только облила его взглядом, полным презрения, и ушла.

«Глупая девчонка», – думал Филипп, глядя ей вслед с некоторым сожалением. Она нравилась ему, ему было с ней хорошо. Но идти против воли отца он не мог и не хотел. Филипп вообще не был создан для того, чтобы идти против течения. Ему хотелось только комфорта и удовольствий. Предстоящая женитьба на Лоскутовой, мягко говоря, не особо радовала его. Майя вообще была не в его вкусе. Ему не нравилась её внешность, он даже не мог представить свою супружескую жизнь с ней. Но ведь у них уже что-то было… Правда, он тогда был пьян до такой степени, что мог бы, наверное, переспать и с бегемотихой. Не нравилось Филиппу в Майе и то, что, по его представлению, она не была умна. Хотя он и сам не семи пядей во лбу. «Ладно, – думал он, – стерпится – слюбится». Угрозу Виолетты сорвать их с Майкой свадьбу он, конечно, не воспринял всерьёз. И поэтому буквально остолбенел, впрочем, как и все присутствующие на торжестве, когда в зал вошла девушка в траурном гипюровом платье, в чёрной фате и с букетом темных лилий в руках. Она прямиком направилась к невесте и произнесла леденящим душу шёпотом, но так, что слышали все, кто стоял рядом: