— Неужели «Глорию» решили опять привлечь?

— Пока лично я такой необходимости не вижу: Вячеслав Иванович Грязнов не сказать, чтобы очень охотно, но все-таки поделился своими лучшими оперативниками, Романовой и Яковлевым… Устроит?

— Класс! — искренне восхитился пробивной силой своего начальника Померанцев.

— Вот и отлично. План следствия, надеюсь, положишь мне на стол завтра… Не делай большие глаза! Завтра — так и быть, во второй половине дня.

— Хотите сказать, ехать в театр надо прямо сейчас?

— Почему сказать? Я уже сказал. Созванивайся с ребятами — и флаг вам в руки!.. Не понимаю, почему на твоей физиономии не отразилось глубокое удовлетворение!

— Терпеть не могу иметь дело с этой… художественной интеллигенцией, — вздохнул Померанцев. — А если учесть, что в музыке, особенно в оперной, я дуб дубом…

— Не ты один! — строго прервал его Турецкий. — Твоя цель не арии петь, а поймать убийцу… Или подтвердить версию Мосгорпрокуратуры. На этом лирическое отступление будем считать законченным. Иди, Валерий, работай, не теряй времени.

— Есть! — вяло отозвался Померанцев и, взяв из рук Александра Борисовича папку с делом Марии Краевой, поднялся и направился к выходу. Прежде чем созвониться с Галей Романовой и Володей Яковлевым, следовало самому хотя бы прочитать показания свидетелей. Время пока у него было: если не разъехавшиеся на гастроли артисты «Дома оперы» появятся в театре сегодня, то произойдет это ближе к вечеру, пожалуй, не раньше шести-семи часов.

— Нет ничего хуже, чем подхватывать следствие с середины, подбирать чужие хвосты, — вздохнула Галочка Романова, оперативник 1-го Департамента МВД, взглянув на своего спутника. Ясный, но совсем не по-июньски холодный вечер застал их неподалеку от Белорусской, перед Домом культуры, в котором строгановский театр арендовал помещение.

— Ты не совсем права, — возразил ей Померанцев, с любопытством озираясь по сторонам: перед популярным в Москве ДК функционировало открытое летнее кафе, в данный момент ярко освещенное вспыхнувшими минуту назад фонарями. Валерий отметил, что все до единого столики были заняты. — Никаких «хвостов» там нет, завтра утром ознакомлю тебя и Володю с делом — сама увидишь…

— Тогда для чего мы вообще нужны? — удивилась Галочка. — Нет, я понимаю: если этот самый Строганов иностранец, именно Генпрокуратура должна им заниматься… Но ведь это чистая формальность, да? Я знаю сто случаев, когда обходились силами города…

— Галка, мне и без тебя ясно, что дело не только в Строганове. Не понимаю, какая тебе разница в чем, если мы все равно уже тут…

— Ага! А еще если учесть, что оба разбираемся в шоу-бизнесе, как свинья в апельсинах…

— Это не шоу-бизнес, дурочка! Это — бери выше — опера!..

— Тем более!.. — Она немного помялась. — Но, если честно, о Строганове и об этом театре даже я слышала… А мы не опоздаем?

— Он обещал собрать всех, кто еще в городе, к семи… Мы как раз вовремя!

— Сейчас двадцать минут восьмого! У тебя часы отстают!

— Ничего подобного, не отстают. Просто пусть немного посидят в ожидании, поволнуются слегка — естественнее будут себя вести, — пояснил Валерий. — Вот и познакомимся с фигурантами… Ладно, пойдем… Да не туда, служебный вход сбоку!..

Как все здания, в которых располагаются зрелищные учреждения, сияющий свежеотремонтированным фасадом ДК с изнанки выглядел отнюдь не так привлекательно, как со стороны кафе. Однако и особо путаться по тупиковым, неожиданно сворачивающим коридорам со стенами, выкрашенными унылой зеленой краской, им тоже не пришлось. На входе вместо традиционного старичка-вахтера сидел, к удивлению Померанцева, здоровенный парень в камуфляже и при кобуре… Очевидно, такая мера в виде охранника, да еще вооруженного, принята была из-за неприятностей, обрушившихся на «Дом оперы». Парень не только внимательнейшим образом изучил удостоверения Померанцева и Романовой, но и вполне толково объяснил, как быстрее всего пройти к сцене со стороны кулис: Строганов и его сотрудники, по словам парня, собрались именно там.

К удивлению Валерия, как раз с той стороны, в которую они с Галей двигались, все отчетливее доносились звуки фортепиано. А он-то полагал, что весь коллектив будет сидеть в унынии из-за случившегося, а там, видишь ли, музыка звучит… Ну и ну! Бес их разберет, этих музыкантов! Может, у них горе так проявляется? И почему собрались на сцене, а не в какой-нибудь комнате, к примеру? Есть же у них там всякие гримерные, примерочные и вообще…

Однако сцена, как выяснилось, при закрытом занавесе, да еще со стороны кулис, на сцену, какой ее видят из зала зрители, походила мало. А напоминала пусть и большую, и странной формы, и с тряпичными стенами, но комнату. Своего рода мебель здесь тоже была: помимо большого коричневого рояля, за которым сидел, перебирая клавиши, сухощавый немолодой человек, в ней обнаружился странного вида деревянный сундук, обитый темным металлом, уйма стульев, среди которых бросалось в глаза помпезное кресло с узкой высоченной спинкой, обтянутое золотой парчой и вообще все позолоченное, а посреди всего этого — обыкновенный ободранный стол выпуска годов эдак пятидесятых и в самом дальнем углу некий предмет, отдаленно напоминающий сервант.

При появлении Померанцева с Романовой несколько человек, устроившихся в разных концах комнаты-сцены, о чем-то довольно громко между собой переговаривающихся, одновременно замолкли. Но навстречу гостям поднялся только один из них — высокий широкоплечий мужчина лет тридцати пяти, c лицом былинного богатыря и густой русой шевелюрой… Во всяком случае, именно известная картина «Три Богатыря» и вспомнилась Галочке при первом взгляде на Строганова — их главного и пока что единственного подозреваемого…

Померанцев, окинув наметанным взглядом остальных, отметил, что помимо хозяина театра здесь находятся еще пятеро: двое мужчин и три женщины, все, кроме господина за роялем, молоды — куда моложе, чем он ожидал. На всех лицах — откровенное любопытство и ни тени страха… Страха не было и на лице Строганова, хотя любопытство тоже отсутствовало. Усталость и безразличие — вот как определил бы Валерий выражение лица знаменитого тенора…

Померанцев был профессионалом, поэтому в процессе знакомства с артистами запомнил их на всякий случай, сразу «срисовав» внешность и «напечатав» в памяти имена.

Высокая и, вопреки померанцевским представлениям об оперных певцах, худенькая брюнетка с подвижным личиком и веселыми синими глазами (очень даже ничего! — отметил он) оказалась Кирой Голдиной и, как пояснял по ходу дела Строганов, «прекрасным меццо» (что это такое, Валерий, убей, до конца не знал, но припомнил, что «меццо» была и убитая певица).

— Кира, — словно отвечая на его мысли, пояснил Юрий Валерьевич, — дублировала Машу, когда та была занята у себя в театре, пела Елизавету…

— Елизавету? — автоматически переспросил Померанцев и тут же перехватил удивленный взгляд Строганова. Впрочем, кажется, тот довольно быстро понял, что его гости настолько далеки от музыки, что даже не знают репертуара «Дома оперы». Заминка вышла всего секундная, после чего Юрий Строганов пояснял все уже детально: