Постепенно я перешел на спины. Женские. Возможно, это было поощрением за будущие заслуги. Женщин-пациентов в госпитале практически не было. Зато были врачи. Моей первой пациенткой стала Ирина Моисеевна. У неё была восхитительная межреберная невралгия.

Я давно уже не маленький мальчик и мог догадаться, что наше знакомство с Дмитрием Захаровичем не было случайным. В нашей конторе не любят случайностей. Предпочитают точные математические расчеты. Ибо, как известно, просчеты одних людей рождают героизм других. А героев у нас тоже не любят. Героизм частенько является синонимом непрофессионализма. Профессиональная работа разведчика должна оставаться незаметной.

Не трудно было предположить, что мой новый агентурный контакт будет как-то связан с массажем. С массажем? Бред какой-то! Я терялся в догадках. Все было слишком серьезным, чтобы ограничиться просто массажем. Нашу группу курировал лично Иван Николаевич Шкадов. Генерал Армии, начальник Главного управления кадров Министерства Обороны. Мне была не совсем понятна его роль в этой программе. Но то, что он ею занимался, говорило об уровне наших будущих задач.

Но до этого было еще очень далеко. После окончания обучения всех нас на целый месяц отправили в отдельный батальон резерва офицерского состава. В резерв. В населенный пункт Геок-Тепе под Ашхабадом. По замыслу нашего командования мы должны были вспомнить навыки альпинизма, немного пострелять, поводить боевые машины на горном танкодроме, подучить фарси.

На практике все это превратилось в месяц изнурительного ожидания. Учебные занятия продолжались до позднего вечера, но не могли занять нас полностью. Мысленно мы были уже далеко от этих мест. Тогда мы еще не понимали, что эта пауза в нашей работе была просто подарком судьбы. Нам подарили возможность прожить еще несколько мирных дней. Но мы ждали вызова.

В середине июля пришло письмо от Сан Саныча (Александра Александровича Щелокова):

Дорогой Сережа!

Получил твое письмо от 9 июля. С интересом прочитал повествование о твоем житье-бытье и вот, что хочу сказать. Главное, что сейчас определяет твою жизнь — это чувство сидения на чемодане. Точно такое же ощущение испытывают пассажиры на аэровокзалах, когда задерживаются рейсы. Но там больше недели никто не ждет. Твое ожидание подлиннее. Между прочим, вся армейская служба для многих — это постоянное сидение на чемоданах. Сидят в группах войск — время идет, переведут в страну, там и начнем дела. Сидят в Заполярье — время идет, переведут в группу войск, ну и так далее. Так проходит жизнь и утрачивается время, которое можно использовать с толком.

Сколь бы не был неустроен быт резерва, какие бы психологические состояния ни приходилось испытывать — себя от личного дела, ведущего к личной цели, отставлять нельзя.

Ты же волевой парень. Скоро, как говоришь, на несколько дней приедешь в отпуск. Приедешь, купишь новый календарь. Значит, год улетел и не догонишь. А разве за это время нельзя было довести английский до 20 тысяч слов? Или взять что-то иное, требующее усилий. И что может пригодиться впоследствии. И довести дело до ума?

Хотелось бы, Сережа, чтобы ты понял, что время утекает как песок и вот так в бесцельном созерцании себя держать не стоит. Человек целеустремленный не может дать себе права быть в резерве. Пусть как хотят называют подразделение, где тебе служить — сам не будь в резерве. Делай шаги всегда и везде.

Я тут в последнее время приболел. Завтра выхожу на службу.

Жму руку, обнимаю.

А.Щ.

Письмо могло означать только одно — в ближайшие дни придет вызов. Вторая новость тоже порадовала — похоже, перед отправкой в Афганистан нам дадут возможность на пару дней слетать в Москву. Не совсем понятной была фраза о необходимости подучить английский. Видимо он понадобится в недалеком будущем. Выбора у меня не было — если Сан Саныч писал, что английский нужен, значит, приходилось браться и за него. Английский язык действительно должен был понадобиться. Но, как ни странно, не только в Афганистане. Сан Саныч любил многоходовые комбинации. И уже сейчас начинал готовить меня к следующей задаче.

В одной из стран Центральной Америки полным ходом шла подготовка к очередной революции. Было бы вполне естественным направить в эту страну группу студентов-медиков в виде международного студенческого стройотряда. Либо для оказания помощи в уборке урожая, допустим, кофейных зерен. Перед самым началом революции.

Но до этого было еще очень далеко. Через два дня пришел вызов. Я получил направление прибыть к месту прохождения дальнейшей службы в Кабул. В 180 мотострелковый полк. Полевая почта 51884. Вместо офицера Егорова Сергея Андреевича.

Начиналось самое интересное. Внедрение. С этим у нас частенько происходили сбои. Во время Великой отечественной войны разведуправление пошло по ошибочному пути. Разведчики с рязанскими физиономиями (или даже с чисто арийскими чертами лица), не выезжавшие в течение всей своей жизни за границы ближайшего райцентра зубрили «легенды» о «своем» берлинском детстве. Запоминали фотографии соседей и окружающих их дом пейзажей. И сыпались на мелочах. Ибо человек, говорящий неправду всегда попадается. Тем более если с ним беседует специалист. А в Абвере неспециалистов не держали. Жизнь сама подтолкнула к единственно правильному пути. Говорить правду, одну только правду, но не всю правду. Да, родился в Нью-Васюках, дальше райцентра ни разу не был. Родители немцы (лучше, если и это было правдой). Учился. Не женился. Рассказывалось все. Почти все. Умалчивались лишь учеба в разведшколе, да еще кое-какие мелочи.

Перед поездкой в Афганистан нас отпустили на несколько дней в Москву. Побродили с Игорем Дорогановым, Володей Ивановым и Вероникой Белоцерковской по Арбату, посидели на скамейке у Патриарших прудов. Через два дня мы улетали, Вероника оставалась.

Вероникин отец, дядя Миша, работал ученым-физиком. Он постоянно подтрунивал над нами.

— И что вы так долго там возитесь с этим Афганистаном. Работы на три дня, а вы уже седьмой год воду в ступе толчёте.

Мы лениво отшучивались. Говорили, что после нашего приезда война больше трех дней и не продлится. Духи увидят, какие мы страшные, рассмеются и убегут куда-нибудь в Пакистан.

И пели свою любимую шуточную песню: «Гремя броней и хлопая брезентом, пойдут машины в яростный поход».

А дядя Миша не шутил. В это время он работал как раз над этой задачей.

Три дня ему было нужно для того, чтобы доставить в один из районов Туркмении необходимое оборудование. Этот район находился на линии тектонического разрыва, уходящего на сотни километров вглубь Афганистана. Согласно ранее проведенных исследований и расчетов здесь было бы разумно создать искусственное водохранилище. Проведя небольшой направленный подземный взрыв. Ядерный, разумеется. Для него то и требовалось это оборудование.

Дальше, проще. Согласно закрытому распоряжению Совета Министров СССР в южных районах Туркмении и Узбекистана создавался бы необходимый запас медикаментов, палаток и продовольствия. В каких целях не сообщалось (или придумывалась какая-нибудь не самая фантастическая версия). Через полтора месяца (плюс-минус несколько дней) на территории южного соседа должно было произойти крупнейшее за последние годы землетрясение. С большими разрушениями и человеческими жертвами.