Но если Майский по старой привычке временами еще пытался взбрыкивать, то с полковником Глантом у Стайн сложились превосходные отношения. Наверное, их даже можно было назвать дружескими. Полковник Глант не мог не относиться с уважением к женщине, которая лишь усилием воли и силой собственного авторитета удерживала в подчинении примерно сотню людей. А Лизе Стайн, как ни странно, всегда нравились высокие подтянутые мужчины в военной форме.

Ежедневно, после утреннего развода, убедившись в том, что каждый из его подчиненных занят делом, полковник Глант непременно заглядывал в кабинет руководителя экспедиции. Делалось это под предлогом обсуждения плана работ на текущий день. Но обычно такое обсуждение плавно перетекало в дружескую беседу за чашечкой кофе. Стайн и Глант могли долго и обстоятельно обсуждать совершенно незначительные, на взгляд постороннего человека, моменты, касающиеся организации работы исследовательской группы или обеспечения безопасности станции. Куда реже речь заходила о книгах, музыке или видеофильмах. Но, что бы ни сказал один из них, это непременно находило отклик у собеседника. Это был действительно хороший рабочий тандем понимающих и уважающих друг друга людей.

Когда ровно в девять тридцать по станционному времени раздался негромкий, раскатистый удар гонга, который Стайн выбрала из меню предлагаемых звуковых сигналов дверного зуммера, Лиза невольно улыбнулась – полковник Глант отличался исключительной пунктуальностью, и, если дверной зуммер прозвучал точно в половине десятого, это мог быть только он и никто другой.

Лиза коснулась пальцем светоячейки интеркома и негромко произнесла:

– Входите, господин полковник.

Негромко щелкнул дверной замок. Дверь плавно откатилась в сторону, и на пороге кабинета нарисовался полковник Чейни Глант во всей своей красе. Высокий, худощавый, по-военному подтянутый, с рельефным профилем, так и просящимся на аверс юбилейной медали, с благородной сединой в каштановых волосах, – он просто не мог не нравиться женщинам.

– Мадам, – полковник Глант сначала отдал честь, затем коротко поклонился и только после этого переступил порог.

Немного демонстративная галантность и преувеличенная строгость военной выправки полковника казались Лизе забавными, похожими на стремление подростка выглядеть старше своего возраста. Впрочем, Лиза записывала это полковнику в актив – ее умиляли мужчины, в душе которых продолжал жить ребенок. Лиза полагала, что такой человек не способен умышленно причинить зло кому бы то ни было, а потому на него можно положиться в любой, самой сложной жизненной ситуации.

Полковник, как всегда, был одет в парадный мундир десантных частей Земли: темно-синий френч, туго перетянутый широким кожаным поясом с портупеей и кобурой под табельный пистолет «глок», брюки с несминающимися стрелками и черные, до блеска начищенные ботинки с узким рантом. На согнутом локте левой руки, придерживая кончиками пальцев широкий полупрозрачный козырек, Чейни Глант держал фуражку с малиновым околышем и высокой тульей. На фуражке красовалась эмблема десантных частей: летящий орел с пучком молний, зажатым в когтистых лапах. Две полоски орденских планок занимали полагающееся им место над левым карманом френча.

Полковник Глант даже в особо торжественных случаях отдавал предпочтение именно планкам, а не соответствующим им орденам и медалям по той простой причине, что это были не награды за проявленное мужество, а юбилейные наградные знаки, которые вручались за выслугу лет или в ознаменование каких-либо исторических событий. К числу последних относилась, например, медаль «Участнику Шенского конфликта», которую получил каждый, кто во время вышеупомянутого конфликта носил военную форму, даже если он, не покидая Земли, занимался составлением военных сводок для средств массовой информации, как это было в случае с полковником Глантом, в то время блиставшим капитанскими погонами. Чейни Глант полагал, что надпись на медали может прочитать каждый, а вот в сочетаниях цветных полосок на орденских планках гражданские, в большинстве своем, не разбирались. Увы, полковнику не было ведомо, что Лиза Стайн выросла в семье профессионального военного и любимым украшением, которое она цепляла ко всем своим нарядам, были для нее в детстве орденские планки отца. Уже тогда маленькой Лизе было известно значение каждой полоски на них.

– Полковник, – Стайн приглашающим жестом протянула руку в сторону кресла, стоявшего слева от ее рабочего стола.

Полковник Глант вновь галантно поклонился и сел. Фуражка полковника заняла свое обычное место на углу стола.

– Кофе? – предложила Лиза.

– Благодарю вас, – полковник слегка наклонил голову.

Это было традиционное начало встречи руководителя экспедиции со старшим офицером, отвечающим за безопасность, после чего они переходили друг с другом на «ты».

– Какие новости, Чейни? – спросила Лиза, разливая по чашкам заранее приготовленный крепкий кофе, который они оба пили без сахара и сливок.

– То, что вчера Дугин обнаружил в Лабиринте локус, полагаю, ни для кого уже не секрет. – Полковник аккуратно поднял со стола блюдечко вместе с наполненной ароматным черным напитком чашечкой, двумя пальцами взял миниатюрную чашечку за крошечную ручку и осторожно пригубил кофе. – Великолепно! – провозгласил он и, дабы до конца выразить свой восторг, полуприкрыл глаза.

Лиза польщенно улыбнулась. Кофе она всегда готовила сама, и ей было приятно, что полковник Глант мог по достоинству оценить ее искусство.

– Майский предлагает начать разведку второго уровня Лабиринта. В связи с этим потребуются дополнительные меры безопасности?

– Не думаю. – Сделав глоток кофе, полковник усмехнулся какой-то своей мысли и качнул головой. – Мне вообще кажется, что опасность, которую представляет собой Лабиринт, сильно преувеличена.

– Но в отчете Кийска сказано, что…

Гримаса, появившаяся на лице Гланта, заставила Лизу умолкнуть на полуслове, – левый угол рта полковника приподнялся вверх, а бровь заняла диагональное положение. Таким образом Глант без лишних слов продемонстрировал свое презрение к человеку, имя которого было только чтя упомянуто.

– Извини, что перебил тебя, Лиза, – со свойственной ему деликатностью произнес Глант, – но я тоже читал отчет Кийска, и, по моему мнению, в нем нет и десятой доли правды. К тому же, как известно, любое свидетельство, которое исходит только от одного человека, считается в высшей степени ненадежным.

Лиза слегка развела руками:

– К сожалению, других свидетелей активности Лабиринта у нас нет.

– В том-то и дело, – Глант многозначительно поднял указательный палец. – Нам приходится доверять показаниям одного-единственного человека, чья добросовестность лично у меня вызывает большие сомнения.

– Но то, что на РХ-183 погибла первая плановая экспедиция, а затем и отряд, посланный для инспекции колонии, основанной проповедником Кулом, так же как и сама колония, – это факт.

– В соответствии с официальными данными, первая экспедиция погибла в результате несчастного случая, когда корабль со специальной комиссией Совета безопасности, прибывший на РХ-183, при посадке врезался в лабораторный корпус станции. Ну а что касается случая с колонией религиозных фанатиков… – Полковник Глант сделал паузу, чтобы поднести к губам чашечку. – Как известно, последователи Кула практиковали человеческие жертвоприношения. Поэтому не исключено, что под угрозой ликвидации колонии они сначала убили всех членов инспекционного отряда, а затем, понимая, чем все это для них закончится, совершили коллективное самоубийство. Самым странным во всех этих историях мне представляется то, что как в первом, так и во втором случае единственным оставшимся в живых становился Кийск.