Ночь я спал плохо, какая-то муть все снилась, кошмары, поэтому с утра я кое-как соскреб себя с кровати, накормил кота, напился кофе и двинул в офис.

Маринка, естественно, еще спала, а что ей еще делать, когда ее мелкооптовая фирма в кризис самораспустилась, а найти работу в таком городке как Угорск, с населением в двадцать тысяч человек, практически нереально. Ну, пусть посидит пару недель, а потом идет устраиваться хоть продавцом-кассиром в ближайшую «Пятерочку» — я в этом смысле полностью поддерживаю идею равноправия полов, и содержать ее не собираюсь, мне бы кота прокормить.

Я с вечера взял у нее телефон Светки, подруги Глеба, чтобы через нее узнать, что с ним вообще такое, но в воскресенье дозвониться до нее не получилось. То ли она на дежурстве как раз была, то ли еще где, в общем, трубку так и не взяла.

Утро выдалось зябкое, небо затянуто плотным серым одеялом, моросит мелкий, как пыль, дождь. Я накинул капюшон, спрятал руки в карманы и влился в поток таких же скрюченных бедолаг, ручейками стекающихся в полноводную реку работяг. Людская река лилась в одном русле — спустившись с проспекта к набережной пруда, вдоль него плывем через узкий коридор дамбы, огибающей плавно пруд, а сразу же на другой стороне канала за длинным бетонным забором раскинулись корпуса некогда огромного градообразующего металлургического завода. Наверное, полстраны и еще несколько лояльных нам стран с востока мы снабжали столовыми приборами из нержавеющей стали, а также десятки предприятий военно-промышленного комплекса биметаллическими заготовками гильз для патронов популярного калибра. На заре демократического развития и закате военных заказов был открыт цех по производству монет. Сейчас, спустя двадцать лет, все это понемногу заглохло. И часть цехов и административных зданий завод сдал под офисы и прочие непрофильные заведения.

Вот и наша контора находится на территории завода, куда я через проходную влился в общий поток бухгалтеров, слесарей, секретарш и прочих оставшихся металлургов.

Офис у нас небольшой, состоит из двух смежных кабинетов: один занимают бухгалтерша Алевтина Анатольевна, дама солидная, но неопрятная, и директор Пал Палыч, хмурый, лысый, который вечно отсутствует, но появляется всегда неожиданно. Второй кабинет поменьше и тут со мной ютятся еще двое, не считая Глеба: завхоз Петрович и младший менеджер Серый. Веселые они ребята, не соскучишься! Каждый день они чуть ли не дерутся. Петрович — седой, усатый, военный пенсионер, старой закалки, еще видимо сталинской, потому что никакие перемены в стране его словно и не касаются. Он до сих пор считает коммунизм — реальным будущим России, и всячески наставляет всех, кто попадется под руку в духе коммунизма. Попадается ему в основном Серый — студент-заочник, худой, картавый, с толстыми линзами на глазах — типичнейший современный тинэйджер, этакий подросток-переросток.

И вот Петрович, всегда твердый в своих убеждениях как скала, и Серый, верткий, красноречивый и, как сейчас принято среди выросшего после перестройки поколения, — самоуверенный и упрямый, — постоянно спорят обо всем, начиная от правильного питания до переустройства общества и будущем Человечества.

Я же у них, в отсутствии в офисе Глеба, часто выступаю в роли рефери, хорошо что и полномочиями для этого наделен — все-таки старший менеджер по продажам, почти заместитель директора. Хотя, по правде говоря, у меня от них часто просто голова пухнет. Споры-то в основном выеденного яйца не стоят. В редкие дни, когда в офисе бывает Глеб — эти двое себя так не ведут: Глеб по-мужски быстро ставит обоих на место, не любит он пустой болтовни и споров. И аргументы у него все налицо: сто девяносто сантиметров роста помноженные на сто десять килограмм мускулатуры и служба по контракту в недавнем прошлом там, от чего нас Бог миловал.

В этот же понедельник, стоило мне выйти из лифта на этаже офиса, как я сразу услышал их спор.

О, Господи, подумал я тогда, только не сегодня.

Но в этом был и плюс: значит, шефа в конторе тоже нет.

Открыл дверь, и тут передо мной оба красавца в позах баранов на мосту.

— Ну вот скажи ты мне, Никита, — накидывается с порога раскрасневшийся и вспотевший Петрович, чуть не сбив меня с ног, — жена должна слушать мужа своего?

— Опять вы с утра пораньше, — уклонился я, обходя его по безопасной дуге.

— Нет, ты просто ответь! — настаивает на своем Петрович.

— Ну, наверное должна, — отвечаю и протискиваюсь к своему столу у окна. Новая тема сегодня, что ее спровоцировало, интересно?

— Вот! — удовлетворенный поддержкой, Петрович обращается к расплывшемуся в снисходительной улыбочке за своим столом Серому, — понял, что старший менеджер говорит?

Серый, игнорируя его торжествующий вид, поправляет очки и тоже обращается ко мне, картавя от возбуждения сильнее, чем обычно.

— Ладно! Никита, а вот тепегь ты мне скажи: у нас женщины и мужчины гавны в своих пгавах?

— Равны, — соглашаюсь быстро, включая компьютер.

Тем временем Серый продолжает разглагольствовать.

— Значит, не может муж командовать своей женой, так же как и детьми, допустим?

— Получается так, — не думая, соглашаюсь я.

Серый многозначительно разводит руки в стороны, показывая Петровичу, что его теория разбита в пух и прах. Покрывшийся пятнами Петрович подскакивает к моему столу вплотную.

— Как же так, Никита? — пыхтит чуть ли не в лицо. — Кто-то же должен управлять семьей, быть главным, решать конфликты в семье! Кто, если не муж?! Это же закон природы! Самец главный всегда!

Но Серый опять вставляет.

— Это может быть и жена!

— Что? — закипает Петрович, — жена? Самец?! Да женщина вообще не человек!

— Вот как! — не унимается Серый, — а кто же по-твоему? Бесплатное пгиложение? Или как там у вас: кугица-наседка, что ли?

Петрович немного озадачился, сморщил лоб, заиграл желваками.

— Конечно, — говорит он, — не курица, это перебор, тем более это, как ты там назвал, но… она… она, — Петрович не может никак подобрать нужное слово, — она хранительница домашнего очага, воспитательница детей и… и…

— И? — передразнивает его Серый, — ты еще Библию вспомни, стагый коммунист!

— Что? — взрывается Петрович. С лица его мигом сходит краска, — ты святое не тронь! — кулаки сжимаются, тело подается вперед, — я имею в виду не Библию, а мое коммунистическое… это, как его…

— Начало что ли? — поддразнивает его Серый, ухмыляясь. Петрович чешет затылок. — Или конец?

Пока до Петровича доходят его слова, я решил остановить их утреннюю словесную разминку.

— Так, все! Брэк! Хорош вам уже петушиться на сегодня! Пора работать начинать! Серый за комп, Петрович на склад. Сегодня наверняка шеф перед праздниками появиться.

Серый утыкается в свой комп, а