— Да, очень отличается от Терхарна, — ответил он, делая ударение на названии своей страны.

— А Терхарн?…

— Находится на Африканском континенте, но в прибрежной полосе. У нас есть и пустыня, и горы, и море.

— Чего же еще в таком случае желать? — спросила она, улыбаясь.

«Не возвращаться и отречься от престола», — пронеслось у него в голове.

Естественно, он не высказал эти мысли вслух.

— Так почему же вы здесь, в Нью-Йорке? — спросил он вместо того, чтобы высказать свои тайные мысли. Потому что он был искренне обеспокоен тем, что она каким-то образом сможет выудить из него его тайные мысли.

— Я приехала учиться, тренироваться и набираться опыта. Я стану жокеем, — ответила она с гордостью. Искренняя гордость, а не смущение, или стыд, или застенчивость прозвучала в ответе. — Мой отец обучал лучших наездников в мире.

— И вас тоже?

— Боже упаси, — сказала она, снова легко рассмеявшись. — Он хотел, чтобы я держалась как можно дальше от профессиональной верховой езды. Но у меня оказалась природная склонность и способности. Скачки у меня в крови. Он ради меня многим пожертвовал. И хотя папа, возможно, и не хотел, чтобы я связала жизнь с лошадьми, я вижу, как он гордится, когда я выигрываю. Это семейное наследие, и я хочу быть его достойной продолжательницей.

Дэнил вдруг позавидовал такой уверенности. Хотелось бы и ему ощущать себя так же в качестве будущего правителя.

Они завернули за угол и оказались у входа в парк на Вашингтон-сквер. Парк был открыт даже в это время суток. Он уже собирался спросить о ее матери, когда она вдруг резко обернулась.

— И как мне вас величать? — ехидно спросила она, потирая замерзшие руки. — Мой господин? Ваше высочество? О великий?

— Дэнил будет вполне достаточно, — рассмеялся он. — А вас?

— Мейсон, — бросила она через плечо, входя в парк. Она шла вперед с такой скоростью, что он чуть не врезался в нее, когда она остановилась, чтобы посмотреть на играющих в шахматы.

— Шахматы! — восторженно воскликнула она. — Я всегда хотела играть, но у меня никогда не было времени научиться. На ферме было столько дел.

— Повезло вам, — ответил Дэнил. — Отец заставлял меня играть в шахматы почти каждый вечер. Он часами разглагольствовал о важности каждой фигуры, особенно выделяя коня. Он считал, что шахматы научат меня быть лучшим правителем.

Она повернулась к нему и прищурилась, услышав его тон. Почувствовала ли она легкую горечь, которую он пытался скрыть?

Она повернулась к игрокам: закутанные в пледы старики сидели за маленькими столиками, шахматные доски были выгравированы на поверхности. Игроки сжимали ладонями дымящиеся чашки. Дэнил почувствовал странную ностальгию.

— Мой отец подарил мне шахматы, когда я поехал учиться в университет.

— Это прекрасно, — мягко сказала она.

— Но он оставил у себя черного коня, — сухо поправил Дэнил.

Она рассмеялась и шагнула к нему.

— По-моему, это очень мило, — заявила она.

— А я думаю, это глупо, — ответил он, делая шаг ближе к ней и чувствуя исходящее от нее тепло и легкий аромат лайма.

Мейсон посмотрела на принца, стоявшего перед ней, удивляясь возникшей между ними непринужденности. Надо же, он сумел ее рассмешить. Обычно она была гораздо более замкнутой и даже отрешенной, как однажды заметила Франческа. Но, гуляя и беседуя с ним, она вдруг почувствовала себя другим человеком. Она стала самой собой и даже лучше. Это было странное ощущение.

С улиц и из соседних зданий стали слышны голоса. Начался обратный отсчет секунд до Нового года. Радостные возгласы и крики нарушили тишину, которую Мейсон могла бы слушать вечно. Они стояли так близко друг к другу, что она чувствовала жар его тела.

Десять, девять, восемь…

Он был настолько выше ее, что ей пришлось запрокинуть голову, чтобы посмотреть на него. Вместо того чтобы чувствовать себя маленькой, как это обычно бывало с ее ростом, она чувствовала себя защищенной, окруженной им.

— Вы позволите поцеловать вас в полночь? — спросил он низким и хриплым от волнения голосом. Она скорее почувствовала, чем увидела, что он держит руки по швам, пока не получит от нее разрешения. Мейсон пожала плечами, хотя сердце бешено колотилось в груди.

Неужели она действительно позволит принцу поцеловать себя?

Семь, шесть, пять…

— Я полагаю, что у вас нет особого выбора, — ответила она, быстро оглядывая несколько групп людей, которые высыпали на дорогу вокруг парка, прежде чем снова посмотреть ему в глаза.

— Выбор есть всегда, Мейсон.

Четыре, три, два…

Он оставлял решение за ней. Он это знал, и она это знала. Но, глядя в его глубокие глаза цвета дымчатого виски, она понимала, что будет корить себя всю жизнь, если не воспользуется его предложением. Она чувствовала, что желание обоюдное.

В ответ на его вопрос она потянулась к его галстуку и нежно притянула его голову к своей.

Один.

Его твердые губы прижались к ее губам.

Мгновение спустя ее губы уже раскрылись под его настойчивыми ласками. Это был поцелуй удивительно нежный и долгий. Она прикрыла глаза от наслаждения. Танцующие огоньки, казалось, мерцали внутри ее век, но она могла поклясться, что улица кружилась вместе с ними в чувственном танце. Ее руки вцепились в лацканы его пальто. Мейсон притянула Дэнила к себе, как будто больше не могла стоять на собственных ногах. Страсть и желание почти раздавили ее. Адреналин разлился по ее венам, и она целиком отдалась во власть поцелуя, который никогда не забудет.

— Ты не оставила мне выбора.

— Когда-то ты сам сказал мне, что выбор есть всегда, помнишь?

Конечно, он прекрасно помнил ту новогоднюю ночь, хотя минуло уже десять лет.

— Может, опустишь ружье или ты действительно собираешься пристрелить меня? — спросил Данил.

— Звучит заманчиво. Что ты здесь делаешь? — ответила Мейсон, не опуская ружье.

— Можно мне повернуться?

— Да, но медленно.

— Медленно? Ради бога, убери ружье, пока не поранила себя или, что того хуже, меня, — сказал Данил, очень медленно поворачиваясь.

— Я не дура, я знаю, как пользоваться…

Данил отвел ствол ружья в сторону от них обоих, а затем взял его из рук Мейсон и положил на землю.

— Ты с ума сошла? Если бы оно случайно выстрелило, ты бы убила принца!

Мейсон отодвинулась, невнятно пробормотав что-то себе под нос. Он не расслышал, но был уверен, что она сказала, что он того заслужил.