– В вашем возрасте вредно летать! – прокричала Дульчибелла. – Сколько раз я вам говорила!

– Великолепно, – тяжело дыша, сказал Попугай. – Великолепно, именно то, что надо: надувная и такого прелестного цвета. Дети, как я рад, что мы встретились.

– Мы тоже, – отозвалась Пенелопа.

– Так, теперь продумаем план действий, – продолжал Попугай. – Я предлагаю следующее: если вы будете так любезны спрятать нас с Дульчибеллой вместе с клеткой неподалеку от дороги, вы сможете вернуться сюда ночью, и мы отправимся в селение Диакофта уговаривать мадам Гортензию отвезти нас к границе Мифландии. Дальше мы поплывем в лодке. Сногсшибательный план, как вам кажется?

– Высший класс! – Саймон одобрительно улыбнулся.

– Мы с Саймоном будем отвечать за оружие и всякие полезные вещи, – вставил Питер, – а Пенелопа – за еду и медицинскую аптечку.

– Ах, черт… – Саймон остановился, внезапно что-то вспомнив. – А сколько продлится наше путешествие?

– Вероятно, несколько дней, – ответил Попугай. – А что?

– А как быть с твоим отцом, Пенни? – спросил Саймон. – Что ему сказать?

– Это очень просто, – ответила Пенелопа. – Он обещал, что, когда вы, мальчики, приедете, он разрешит нам разбить лагерь на пляже. Мы скажем ему, что поживем в лагере несколько дней. Предоставьте это мне.

– Ну, значит, все решено. Можно приступать. – Питер был в нетерпении.

Они осторожно подняли клетку с Попугаем в гору и спрятали поблизости от дороги в густых миртовых зарослях. После чего поплыли домой. Там они выпустили из лодки воздух и отнесли ее на виллу. Как и ожидала Пенелопа, дядя Генри не стал возражать против ночевки под открытым небом.

– Сейчас полнолуние, – добавила Пенелопа, – может быть, мы проведем там несколько дней, так что не волнуйся.

– И не подумаю, – ответил дядя Генри. – Я сам в вашем возрасте любил ночевать во время полнолуния на открытом воздухе. Желаю хорошо провести время.

Троица пошла укладываться. Саймон сделал три копья, привязав три острых кухонных ножа к бамбуковым палкам, а Питер соорудил рогатки из раздвоенных оливковых веточек с помощью крепкой резины, которой снабдила его Пенелопа. Кроме того, они взяли с собой три фонарика, компас, аптечку для оказания первой помощи, где содержались марля, бинты и вата, а также три больших спичечных коробка. Попугай заверил их, что стоит добраться до Кристальных пещер, где обитает Ха-Ха, и еды будет вдоволь, поэтому они взяли пищи лишь на сутки. Выбрали они то, что едят в сыром виде: изюм, орехи, шоколад. Уложив вещи, они сели на кровати и стали ждать полуночи.

Как только пробило двенадцать, они выбрались из дому и зашагали по залитой лунным светом дороге, неся в руках оружие, припасы и – самое главное – лодку. Подходя к миртовым кустам, где они оставили Попугая, они увидели какой-то свет, похожий на свет от костра. Они подобрались поближе и увидели, что Попугай зажег на клавесинах две свечи в канделябрах и играет что-то тихое и бренчащее, а Дульчибелла негромко напевает. Сценка была до того прелестная – блики, пляшущие на золотых прутьях клетки, на полированной поверхности клавесина и на мебели; тихая музыка и нежный голос Дульчибеллы, – что детям ужасно не захотелось прерывать Попугая, но делать было нечего.

– А-а-а, вот и вы! – Попугай провел крылом по клавиатуре и закрыл крышку клавесина. – Прекрасно, значит, можно трогаться.

С Попугаем на куполе клетки ребята двинулись в сторону Диакофты, лежавшей приблизительно в миле от них.

Добравшись до селения, они пошли по его тихим улочкам, держа путь к железнодорожной станции. Там на двух рельсах, положенных на платформу, величественно, словно на пьедестале, возвышалась мадам Гортензия, больше похожая на игрушку, чем на настоящий паровоз.

– Вот и она, – сказал Попугай. – По-моему, с прошлого раза она немного прибавила в ржавчине. А может быть, дело в лунном освещении.

– Я уверена, что никакой ржавчины нет, – вступилась Пенелопа. – Когда я видела ее в последний раз, она была вычищенная и смазанная и в прекрасном состоянии. Она вообще чудесно сохранилась.

– Хороню, – проговорил Попугай, – пойду разбужу старушку.

С этими словами он полетел вперед и уселся на буфер.

– Alors [А ну-ка – фр.], Гортензия, птичка моя, проснись! – закричал он. – Открой свои большие глазки – и покатили!

Разбуженная от глубокого сна, мадам Гортензия издала короткий резкий вопль, от которого Попугай чуть не кувыркнулся с буфера.

– Помогайте! Помогайте! – заверещала мадам Гортензия. – Моя снова будут убивать!

– Перестань, – остановил ее Попугай. – Ты всю деревню разбудишь.

– Mon Dieu! [Бог мой! – фр.] Да это ты! – произнесла она хрипловатым голосом с сильным французским акцентом. – Mon Dieu, и напугал же ты меня до самой смерти, кто же так подкрадывается среди ночной поры?

– А ты думала, кто это? Космическая ракета?

– Ах, mon Perroquet, мой Попугайчик, – проговорила мадам Гортензия, – всегда шутишь. Сам понимаешь: паровоз с приятной наружностью, в таком хорошем состоянии, ну как не привлекайт внимание, n'est-ce pas? [Не так ли? – фр.] Да вот прошлойють на помощь. Два каких-то незнакомца из Лондонского музея пытались меня похищать. Но я гудела, и жители деревни меня спасали. Такие паровозы, как я, скажу вам, не просто сдаются. Я не какой-нибудь дурной дизель.

– Ну, а я что говорю, – поддакнул Попугай. – Ты, можно смело сказать, самый прелестный паровозик на свете, а ты знаешь, у меня есть кое-какой жизненный опыт.

– Ах, mon Perroquet, – вздохнула мадам Гортензия, – ты знаешь, что надо сказать даме. Ты такой талант, такой симпатик, mon Perroquet.

– Итак, – сказал Попугай, – позволь представить тебе моих друзей: Питер, Саймон и Пенелопа.

Мадам Гортензия внимательно их осмотрела.

– Мальчики недурны, – произнесла она наконец, – особенно черненький. Он напоминает первого машиниста в мою жизнь. Что касается девочки… хм, невыразительное лицо и сколько ржавчины на голове, бедняжка.

– Это у меня волосы, – возмутилась Пенелопа, – просто они такого цвета.

– Будет, будет, – примирительным тоном проговорил Попугай, – мы сюда пришли не для того, чтобы устраивать конкурс красоты. Мы хотим просить тебя об одном одолжении, Гортензия, моя радость.

– Для тебя, мой храбрый Попугайчик, я делайт что угодно.

– Прекрасно, – сказал Попугай. – Тогда ты отвезешь нас в Мифландию.

– Что? – хрипло взвизгнула мадам Гортензия. – Покидать мою милую уютную платформу и пускать вверх по долине? Это мне, когда я на пенсии! Мне, в моем возрасте, разводить пары? Non, non, non! Жамэ! И не проси, слышать не хочу!

Уговоры продолжались долго. Попугай улещивал ее, осыпал комплиментами, дети расточали похвалы ее красоте, уверяли, что Мифландии без нее не обойтись (что было истинной правдой).