Все остальное можно смело записывать по статье «проблемы». Особенно доставало отсутствие часов и тишина. Даже не так, а исключительно с заглавной буквы: Тишина! Не каждый день можно было расслышать лязг ключей, еще реже дикий, быстро заглушаемый крик, и только один раз я явственно разобрал содержание:

– Товарищи, братцы, на убой ведут.

Вот и догадывайся – матерого, измазанного кровью с ног до головы бандита тащат, ни в чем особо неповинного студента, вроде меня, пришибить хотят, или просто на психику давят, волю к сопротивлению у завсегдатаев подрывают.

И без того в голове не укладывается, как так можно – выдернуть человека натурально с улицы и держать в одиночке день за днем? Что тут вообще происходит, черт возьми? От дурости типа голодовки или разбивания головы об стены спасла болезнь. Без малого на две недели я свалился с чем-то похожим на тяжелейший грипп, переходящий в хронический кашель, если не сказать хуже. Если бы не принятая против осложнений таблетка антибиотика (оказавшаяся поразительно эффективной) – наверно, так бы и сдох, «не приходя в сознание».

А там настоящее избавление пришло: на допрос повели. Все те же лестницы, тихие переходы, решетки, тяжелые двери. У одной их них, на вид вполне обычной, конвойный остановился.

– Обождите, – он постучал в дверь, и почти сразу, не дожидаясь ответа, втолкнул меня в кабинет.

Даже смешно. Точно такая же камера-одиночка с раковиной и стульчаком, только освещена поярче, да вместо койки стоит пара столов и три стула. Думал, хоть портрет Дзержинского на стене будет, но, похоже, тут обходятся без лишней атрибутики.

Главный сюрприз сидел за столом. Мне и в голову не могло прийти, что следователем окажется молодая женщина. Причем не мощная тетка, «истинная большевичка», в перетянутой ремнями строгой кожанке и маузером в руках. А совсем наоборот, маленькая, худая шатенка лет тридцати. В меру симпатичная, с резкими чертами лица и тонкими губами без всякого следа помады. Перед ней на столе, кроме телефона и бумаг, начатая пачка папирос «Пушка», чуть поодаль стакан чая с одиноким ломтиком лимона, да тарелка с парой пирожных. Спокойно, по-домашнему, прямо как будто заявление пришел писать в деканат. Разумеется, если не обращать внимания на стены, да лампу, направленную в лицо по всем традициям жанра.

– Садитесь, пожалуйста, – начала следователь искренним, задушевным голосом, с первых же слов на ее лице явственно проступили симпатия и участие. Пододвинула ближе ко мне пачку: – Курите, не стесняйтесь. Нам надо много о чем с вами поговорить.

Не дожидаясь моего ответа, она вытянула папиросу себе, ловко смяла гильзу и жадно прикурила, вежливо выдохнув дым в сторону.

– Спасибо, не курю, – привычно отказался я, устраиваясь поудобнее.

– Какой интересный молодой человек, даже табаком не балуется, – чуть кривовато улыбнулась следователь. – И по обличию настоящий скаут![17]

Ну, наконец-то, возликовал я про себя. Вполне по-человечески все в прошлом, не зря ругали всяких Солженицыных за очернение истории. А что до камеры – так работы много у ЧК, вот и не быстро дошла очередь. Сама же сидит в таком же каменном мешке без всякой роскоши, работает на износ, бледная вся, можно сказать, света белого не видит. Да быть того не может, чтобы я не уговорил такую милую, уставшую женщину поверить мне хотя бы на несколько часиков, пока специалисты не вытащат из тайника сотовый телефон. Надо только начать поаккуратнее… если бы не заросшее щетиной лицо! Я малость замешкался, от отупения в одиночке никак не мог решить, сразу рубануть с плеча: «родился в 1991 году, последнем, когда существовал СССР», или зайти издалека, с моего провала в прошлое, игры Ingress, учебы и жизни в Екатеринбурге.

Между тем, женщина задала следующий участливый вопрос:

– И зачем это вы связались с шайкой мерзких фашистов?

– Фашисты? Уже тут?! Кха-ха-ха! – зашелся я в приступе то ли хохота, то ли кашля. – Да что вы вообще о фашистах знать можете! Ведь пока гад Шикльгрубер пейзажики малюет где-то под мостом в Берлине!*** Короче говоря… – тут до меня дошло, что сказано несколько больше, чем оно того стоило. – Не знаю никаких фашистов, и знать не хочу. Я простой студент, просто не повезло…

– Та-а-а-кс! – резко оборвала меня следователь. – Вот счас-то все сходится!

Всего пара мгновений, и как подменили человека! Теперь в ее глазах плескалось одно лишь торжество и злоба. Резко раздавив папиросу о край стола, она резким щелчком отбросила окурок прямо на пол. Наклонившись ближе ко мне, выплюнула в лицо слова с брызгами:

– Так вот, гражданин Обухов Алексей Анатольевич, 1903 года рождения, стало быть студент, из потомственных дворян! Хватит заливать. Нам все решительно очевидно. Единственно верная для вас линия поведения – чистосердечно покаяться перед советской властью! И вот что, – в тоне женщины опять проступили нотки усталой нежности. – Мы не ставим к стенке врагов гораздо более матерых, чем вы. Вот, – она сделала широкий жест по направлению к окну. – Там работают люди, многие из них были приговорены к высшей мере, но они честным трудом очищают себя от прежних преступлений перед советской властью. Помните, наша задача – не карать, а ставить на правильный путь!

– Не знаю никакого Обухова… – вскочил я.

– Сидеть! – меня буквально подкосил резкий крик, а еще пуще многообещающий лязг двери за спиной.

– Ну, мы вас заставим признаться, – следователь опять перешла на доверительный тон, совсем как плохой актер в постановке провинциального театра. – Только себе же дороже сделаете. Запомните, гражданин Обухов, искреннее раскаяние поможет искупить вашу вину.

«И увеличит срок…» – мрачно закончил я про себя ее речь фразой из какого-то фильма.

Затем сквозь льющийся в глаза свет лампы явственно представил, как идиоты в кожанках находят тайник, забыв от радости смешные инструкции следователя, вытаскивают из ящика в первую очередь привычное и понятное – винтовку с патронами, с хохотом передают друг другу бутылку белофинской водки, в то время как незамеченный в потемках смартфон хрустит под их каблуками, а микросхемы смешиваются с грязью и шлаком.

Уж не знаю, по какой статье нынче идет борьба против социализма с оружием в руках, но на пулю в мой затылок хватит с гарантией.

Тут я в полной мере осознал, какая это непозволительная роскошь – спокойно подумать о тщете всего сущего: вопросы полетели в лицо как стежки швейной машинки на китайской фабрике.

– Кто вас подначил к идеологии «Чёрных волков»? Когда?

– Место вашего проживания? Адреса?! Явки?!

– Кто был на скаутинге в Казани?

– Через кого вы получали агитационную литературу?

– С кем из членов ВКП(б) вы хорошо знакомы, и где они работают?