— Это еще зачем? — возмущенно удивился тот.

— Ох, если я вам расскажу все с начала, вы вряд ли захотите меня везти, — честно призналась я.

— Уж будьте любезны, — усмехнулся он и показательно заглушил мотор.

— Ну, сначала бог создал землю за шесть дней… — монотонно начала я.

— А нельзя немножко поближе к современности?

— Потом была инквизиция. Но самое интересное из всего, что я могу вам рассказать, — это жизнь Генриха VIII и его несчастных жен. Это у меня от зубов отскакивает, можете мне поверить.

— Та-ак, — протянул водитель и завел мотор. — Вам на Потешную?

— С чего вы взяли? — удивилась я.

— Там ближайший отсюда дурдом.

— Нет, но идея мне понравилась, — я успокоилась. Интуиция мне подсказывала, что официант-убийца, будь он хоть сто раз переодет в неопрятного водителя старого «жигуленка», непременно заинтересовался бы жизнеописанием Генриха VIII и его жен. А раз мой шофер отказался прослушать трехчасовую лекцию на эту тему, значит, никакой он не официант-убийца, а обыкновенный московский мужик, желающий подкалымить на бензин.

Он включил радио погромче и покатил прочь от тротуара.

…Остаться в живых, отчаянных сих,

Не свой, не чужой, последний герой… —

с хриплой бодростью неслось из колонок.

— Вы что, издеваетесь? — возмутилась я.

— Что опять не так? — в свою очередь, удивился водитель.

— Зачем эту музыку включили?!

— Это не я, это радиостанция, — пояснил он и, опасливо покосившись в мою сторону, пробурчал: — Слава богу, тут нет моего приятеля Стаса. Этот любитель психоанализа враз скрутил бы вас и все-таки отвез на Потешную, тем самым лишив меня законного заработка.

Я молчаливо разделила с ним радость по поводу отсутствия Стаса. Молчала я недолго. На следующем перекрестке я взвизгнула так, что у меня самой уши заложило:

— Стой!

— Н-да. — Водитель воспринял мое поведение с философским спокойствием, — не мой сегодня день…

Тем не менее он остановил автомобиль:

— Что, уже приехали?

— Ага! — Я открыла дверь и щедро сунула ему в руки пятидесятирублевку. — Удивительно!

— Удивительно, что вас так рано выпустили, — гаркнул он мне напоследок и покатил прочь.

Я согласилась с ним, что вела себя, мягко говоря, взбалмошно. Но, в сущности, какая разница. Ведь передо мной сияла огнями вывеска: «Звезды». А я еще в машине вдруг вспомнила слова Лолы, который убеждал меня, что Боккаччо посадил меня в белый «Линкольн» и крикнул водителю: «К звездам!»

Я оглянулась, не нашла на улице ничего подозрительного, никаких фигур, смахивающих на убийц, переодетых в официантов ресторана «Балчуг», а потому вошла в заведение под названием «Звезды».

Заведение оказалось довольно шумным. При первом беглом осмотре я определила, что это довольно дорогой клуб, в котором одновременно располагается ресторан, бар со стриптизом, бильярдная и боулинг. Еще я предположила, что в подвале должны быть сауна и номера. Ну или что-то в этом роде — для окончательного расслабления местных бандитов. Подобные заведения я с детства обходила стороной, отлично заучив мамин урок, что именно они являются рассадниками многих болезней и мужиков, которые как две капли воды похожи на злосчастного Генриха VIII. Меня удивило, что господину Боккаччо удалось затащить меня в подобный вертеп. Скорее всего, ему пришлось нокаутировать меня перед дверью. Сейчас все помещения клуба роились, как взбаламученный улей. Сначала меня здорово пихнули в правый бок, потом поддели под левую лопатку и поволокли в бар, где тонконогая девица в сверкающем купальнике ритмично обвивала стальной шест. Не знаю, чего она хотела посредством этого достичь, но публике ее действия явно нравились. Я с большим трудом высвободилась из толпы, нырнув в дверь туалета.

— Ты не представляешь! — прожурчала дамочка с голой спиной, стоящая у большого зеркала. — Он подал мне бокал.

Она сказала это так, словно подать бокал было сродни одному из подвигов Геракла. Впрочем, может быть, она сотрудница зоопарка и имеет в виду эксперимент с гориллой.

— Да ну?! — округлила глаза вторая дамочка в малиновом платье. — А ты что?

— А я чуть не уписалась!

— А он чего?

Та пожала плечами:

— Ничего… Улыбнулся.

— У тебя есть шанс. Определенно, — с некоторым сожалением молвила дамочка в малиновом.

— Не знаю… Что мне делать-то?

— А он уже намекал на что-нибудь?

— На что?

И та, что была с голой спиной, лукаво захихикала.

— Ну как? На что-то особенное.

— Пока нет.

— Тогда нужно что-нибудь предпринять.

— Вот и я говорю… Только что…

— Ну, попроси у него еще один бокал.

— Нет, это так банально… — дама с голой спиной томно закатила глаза.

— Тогда сделай, как та, что в воскресенье выделывалась у шеста. Уж она-то своего мужика точно удивила.

— Не без этого. Я помню, что все мужики удивились дальше некуда. Мой-то до сих пор отойти не может. Уже второй день повторяет, как помешанный: «Что за баба!»

— Не всем дано… — грустно рассудила та, что была в малиновом платье. — Вот мы с тобой так не смогли бы, хоть бы и после литра водки.

Она отвернулась от зеркала и уставилась на меня. Я прижалась спиной к двери и смущенно хмыкнула. Терпеть не могу, когда меня застают за подслушиванием чужих разговоров. Такое неприятное чувство! Тем более что подслушивала я не нарочно, а потому что деваться мне из этого дурацкого туалета было некуда. Гомон голосов в коридоре явственно свидетельствовал, что там все еще бушевала разгоряченная толпа. Тем временем глаза той, что была в малиновом платье, расширились до размера блюдец. Она схватилась рукой за пышную грудь и выдохнула в сторону подруги:

— Да вот же она!

— Кто? — повернулась та. И с ней в одно мгновение произошли те же метаморфозы. Только она еще совсем не по-женски добавила: — Мать твою!

— Хм… — Я тщетно пыталась проглотить тугой ком в горле.

— Чего это ты в таком виде? — спросила меня та, что была в малиновом.

— Хм… — Я все еще силилась понять, почему она говорит со мной как с приятельницей. И к своему ужасу, я многое сообразила.

— Ну, так ведь сегодня же карнавал. Чего ты пристала? — одернула ее «голая спина» и в доказательство нацепила на раскрасневшуюся от выпитого физиономию детскую маску Микки-Мауса.

— Не до такой же степени, — «малиновая» оглядела меня с ног до головы. Глаза ее постепенно приобрели обычные размеры и сверкнули холодком непонимания. — Впрочем, ты, наверное, себя еще покажешь.