Даже пенсионеры, которых впереди не ждет ничего интересного, тоже куда-то несутся.

Вот и Алексей Палыч начал спешить, едва попал в Город. Он заторопился уже в школе, в милицию бежал рысью, а на вокзале времени ему просто не хватило даже на телеграмму.

В электричку они с Борисом вскочили уже под объявление: «Осторожно, двери закрываются».

Сели они в пятый вагон, чтобы до поры до времени себя не обнаружить. Несколько остановок проехали вместе, а затем Борис отправился в шестой вагон в качестве наблюдателя. Алексей Палыч считал, что это вполне безопасно, так как Лжедмитриевна видела его лишь мельком.

Минут через десять Борис вернулся.

— Ну что?

— Поют.

— И она поет?

— Вроде поет. А может, только рот разевает. Она ко мне спиной сидит.

— А что поют? — спросил Алексей Палыч, скорее машинально, ибо не в этом была сейчас его главная забота.

— Про «зеленое море тайги»… А сейчас «Буратино».

— Выходить не собираются?

— Вроде нет пока.

— Присядь на минутку.

Борис сел рядом и хмуро прочертил взглядом вдоль противоположной скамьи. Паренек в форме речного училища спал, прислонившись к стене вагона. Молодая женщина объясняла своей девочке, что нехорошо называть бабушку «паршивой старухой».

— Боря, — шепотом сказал Алексей Палыч, — мне кажется… Ну, не то чтобы кажется… А вдруг она искусственная?

Борису никогда ничего не нужно было разжевывать.

— Робот, что ли?

— Что-то в этом роде.

— А если робот, то тогда и говорить не о чем. Вызовем ее в тамбур… Двери эти, если поднажать, открыть можно. Какой она там ни робот, а грохнется об рельсы — все винтики разлетятся.

— Ты с ума сошел! Я ведь только предполагаю…

— Давайте проверим. Я сяду сзади и уколю ее чем-нибудь. Закричит или нет?

— Ерунду говоришь, — поморщился Алексей Палыч. — Если они умеют посылать своих представителей… через Космос, да еще мгновенно, то уж никакие уколы для них не страшны. А потом — ты, наверное, не читал — могут быть люди-роботы. В некоторых странах ученые, если их так можно назвать, занимаются этим. Они ищут препарат, который делает человека послушным и бездумным. Единственная радость для такого человека — выполнить приказ: вскопать огород или убить, для него безразлично. Он — человек, но он — робот. Хотя девица эта выглядит довольно разумной… Когда я говорил «искусственная», я имел в виду искусственный мозг. И очень хотелось бы знать, что сейчас в этом мозгу. А на винтики разбирать ее не стоит. Скорее всего, их там нет. Это тебе не кружок «Юный техник».

— Ну ладно, — согласился Борис, — я ляпнул. Ну вот они выйдут… Что мы будем делать?

— Пока не знаю, — вздохнул Алексей Палыч.

Электричка начала замедлять ход перед станцией.

— Иди, — сказал Алексей Палыч.

Борис исчез и не появлялся еще остановок десять.

Вагон понемногу пустел. Стена леса за окном все реже прерывалась полянами и просеками. Исчезли грибнички-старички, бредущие вдоль полотна дороги. Конечная станция приближалась неумолимо.

Алексей Палыч думал, думал напряженно. В голове его проносились мысли-картинки: вот он хватает Лжедмитриевну за руку и тянет в станционный милицейский пикет… что это? Похоже на хулиганство. Да и группа не даст ее в обиду. Или уговаривает ее, умоляет. На коленях, что ли? Не поможет: «мадам»-то железная. И опять же группа. Алексей Палыч дошел даже до того, что мысленно украл у ребят рюкзаки, но не представлял себе, как это сделать.

В вагон заглянул Борис:

— Собираются!

Это была последняя станция.

Алексей Палыч и Борис вышли на платформу, уже не скрываясь. Но заметили их не сразу. Ребята побросали рюкзаки возле домика станции. Лжедмитриевна зачем-то зашла вовнутрь. Ребята побежали в пристанционный ларек пить лимонад, оставив одного караульного.

Алексей Палыч огляделся. Тихо и пусто. В кронах тополей, высаженных вдоль платформы, суетились какие-то беззаботные птички. Железнодорожная курица, замызганная, как швабра, копошилась в куче мусора. Даже странно было, что в такой приветливый солнечный день может случиться что-то плохое.

Туго набитые рюкзаки ребят притягивали взгляд Алексея Палыча, и взгляд этот постепенно принимал хищное выражение.

— Боря, отвлеки дежурного, — вполголоса произнес Алексей Палыч.

И опять Борису долго объяснять не пришлось. Он подошел к дежурному и поманил его за угол со словами:

— Иди сюда, чего покажу.

Дежурный окинул взглядом окрестность, но, кроме Алексея Палыча, который стоял отвернувшись, поблизости никого не было.

— Ну чего? — спросил он небрежно.

— Иди, смотри.

Дежурный сделал два шага за угол. Борис сунул ему под нос запястье, на котором блестели часы.

— Ну и что? — спросил дежурный.

— Водонепроницаемые! Видал?

— Сто раз видал.

— Да ты смотри!

Борис сунул руку в бочку, стоявшую под водостоком.

Алексей Палыч между тем не терял времени. Короткой перебежкой он рванулся к рюкзакам, схватил два из них за лямки и поволок под платформу. Ребятишек, видно, бог не обидел силой: рюкзаки были неподъемными, и похититель двигался не так быстро, как хотелось.

За углом в этот момент дежурный увидел, что пространство между стеклом и корпусом часов заполняется коричневой жижей.

— Дурак, — сказал он и вышел из мертвой зоны. Выражение его лица тут же изменилось. Он увидел Алексея Палыча, который закатывал рюкзаки под платформу.

— Э-э-эй, — заорал дежурный, — ты чего делаешь?

На этот вопль из ларька выглянул один из ребят, крикнул что-то, и тут же весь табун выплеснулся на привокзальную площадь. Группа неслась на выручку решительно, хотя пока не знала, кого и от чего нужно спасать.

Алексей Палыч, багрово краснея, стоял возле краденого. Борис уже был рядом с ним. Но дежурный один против двоих воевать не решился, он ждал поддержки.

Группа, угрожающе дыша, обступила жуликов полукольцом. Объяснять ничего было не нужно: рюкзаки, ясно было, скатились под платформу не сами.

— Ты кушать хочешь? — ласково спросил Бориса паренек с косынкой на шее.

Борис промолчал: не объяснять же, что воровали ради их же спасения.

— Концентратов захотелось? Сейчас мы накормим…

— Это не он, — сообщил дежурный, — он только отманивал. А главный вот этот, в очках.

— Сейчас будет без очков!

И быть бы Алексею Палычу без очков, а может быть, и с синяками, если бы Борис вдруг не бросился бежать.