к дверце холодильника корпусом, и я чувствовала даже на грани нервного срыва неуместное бушующее волнение.

Он положил ладонь на мою шею, сжал горло. Мне бы дрожать от страха, но я вибрировала совсем по другому поводу. Невыносимое, разрывающее на куски вожделение вперемешку с адской болью сводили меня с ума.

– Забавно, Саш. Ты опять в моей власти. Я могу сказать ему, позвонить. Стоит лишь назвать город, и твое стратегическое бегство моментально закончится.

– Нет! – вскрикнула я, но тут же вспомнила, что Дан спит, и повторила отчаянно тихо. – Нет, Марат! Нет!

– Еще забавнее. Куда твоя гордыня подевалась? Помнишь, как говорила со мной в клубе, м?

– Нет-нет-нет, – повторяла я снова и снова.

Я ничего не помнила, я продолжала умолять.

– Ты была так уверена в себе. Ты была готова, что я расскажу о нас Жене. Что теперь изменилось? Почему ты стала такой трусишкой?

Он издевался и имел на это полное право. А мне оставалось лишь жалобно всхлипывать и оправдываться в надежде на пощаду.

– Ребенок, Марат. У меня ребенок. Я не хочу, чтобы он был там. Пожалуйста. Я прошу тебя…

– Хватит!

Марат отпустил меня резко и отошел на два шага. Это оказалось так неожиданно, что я немного присела. Колени стали ватными, ноги меня едва держали.

– Хватит кривляться, Саш. Ты не имела никакого права забирать ребенка у отца, – выпалил Марат. – Я не большой фанат Грифа, но даже ему такого дерьма не пожелаю. Он ищет тебя. Он не знает, как выглядит его сын. Это самое ужасное, что ты могла сотворить с Женькой. Даже хуже того дерьма, что мы с тобой наделали.

Каждое слово било больнее пощечин.

Он никогда не простит меня.

Боль стала настолько невыносимой, что я просто взвыла, не в силах терпеть ее. Эти жуткие звуки перемешались с рыданиями. Я пыталась победить эту гору страданий, цепляясь за то, что было намного важнее моего разбитого сердца.

Данис.

Сейчас я должна защитить его.

Марат огласил приговор:

– Собирай вещи. Завтра же вернешься к мужу.

– Нет, – проговорила я одними губами.

Марат стоял напротив меня. Едва переставляя ноги, я сократила расстояние между нами, схватила его за плечи.

– Нет, Марат. Пожалуйста! Я не могу.

– Можешь, Саша.

У меня не осталось ни одного шанса. У меня не осталось слов.

Я не знала, что делать. Мое тело решило за меня, и я была с ним согласна.

Марат

Найти Сашу в Казани не составило труда. Я игнорировал ее существование после свадьбы. Я игнорировал просьбу Грифа о поиске. Конечно, пришлось что-то ему набрехать по телефону об остывших следах и неудачных допросах. Кажется, Женя даже поверил.

Но когда Довлатовы хором рассказывали, что видели ее в парке Тысячелетия, я не сдержался. Это было похоже на издевательство какое-то.

Саша как будто и не пряталась в Казани. Она даже сына поставила на учет в обычной поликлинике. Не прошло и суток, а я уже знал ее адрес. Оставаться в Москве, когда я располагал этой информацией, было подобно пытке.

Я чуть не попросил Руслана приготовить самолет отца, но вовремя очнулся. Семью в такие дела нельзя впутывать. Они же начнут решать мои проблемы сообща. Я сам ещё не был уверен, что хочу их решить и как. Папа и Рус обязательно сделают поспешные выводы, нарубят дров.

Поэтому я летел домой обычным самолетом, правда, первым классом. Всего-то кресла чуть мягче. И на том спасибо. Я морщился, невольно прогнозируя реакцию Казаевых. Отец узнает о моем присутствии в Казани. Это дело времени. Я вспомнил, как он орал на Руслана, когда тот женился. Так себе удовольствие. Но я жениться не собирался.

Я вообще не очень понимал, что буду делать, когда увижу Сашу. У меня было много слов, чтобы сказать ей, но вот поступки… Как поступить с ней, я не имел понятия. По-хорошему, вернуть бы беглянку с ребенком Женьке. Она так хотела быть его женой – пусть будет с ним счастлива.

Но тут же все во мне переворачивалось и протестовало. Не хотел я Саше такого счастья. И она его, похоже, тоже не очень и желала. Но похвалить ее за побег или игнорировать чертову Казань я тоже не мог. Она как будто глумилась, дразнила меня. Что, блять, городов в России мало? Барнаул – потрясающий город, модный Алтай, глубинка, идеальная для пряток. Иркутск – еще лучше. Байкальская красота и шаманы помогут замести следы. Вообще могла свалить из страны – так вернее.

Но – нет. Она выбрала мою Казань.

Примерно такие мысли рвали меня на части, пока я летел. Да и по дороге в такси я себя накрутил еще сильнее. При этом все еще не решил, как поступлю. Подумал – увижу ее, и все будет понятно.

Хреновый я стал следователь. Никогда не вел себя так импульсивно. У меня всегда был план и холодная голова. Сейчас холодными были только ключи в кармане. Не знаю, как я не взорвался по дороге.

А потом увидел ее и поплыл.

Она похудела. Я помнил Сашу аппетитной, со всеми правильными изгибами и формами.

Она все равно была преступно красивой. Я рассматривал вариант – просто поздороваться и уйти, оставив ее в раздрае. Но как только увидел, то уже не смог воплотить этот дебильно-коварный план.

Она была напугана до смерти. Я видел, как с ее лица пропадают все человеческие краски. Она стала мертвенно серой. Но меня это не успокоило.

Наоборот. Я разозлился еще сильнее.

Она попыталась захлопнуть дверь перед моим носом, но я отодвинул и ее, и дверь, чтобы войти.

Я предъявлял ей претензии, а она нелепо оправдывалась и в конце концов заплакала. Мне было одновременно больно видеть ее в слезах и горько приятно. Я хотел, чтобы она поняла свою ошибку. А еще я хотел исправить свой некрасивый поступок, оправдать собственное молчание. Поэтому я цеплялся за былую дружбу с Женей, давил на Сашу, выставляя интересы Грифа как щит и меч одновременно.

Мне было плевать на Грифа и его отцовские чувства. Я видел, что нет у Женьки никаких чувств, кроме желания вернуть свое. Но все равно продолжал судить и сразу казнить Сашу, а она все сильнее плакала и не прекращала просить меня. Она не хотела возвращаться, мне охренеть как это нравилось.

Я снова и снова заставлял повторять ее, что она не хочет в Москву, не хочет снова быть с Женей. Проклятая сладкая музыка для моих ушей. Сам не знал, что творю. Сам