Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Тс!
— Кушай, кушай, детка — сказала миссис Пейтон, одарив Сюзи нежной и ободряющей улыбкой и укоризненно взглянув на мальчика. — Кушай все, что хочешь, моя радость.
— Это же вилка, — прошептал Кларенс, чувствуя себя неловко, так как Сюзи явно собиралась помешать ею молоко в своей чашке.
— Да нет же, Клаленс, это просто ложка с зубчиками, — возразила Сюзи.
Но миссис Пейтон, восхищенная Сюзи, не обратила никакого внимания на эти маленькие проступки, — она пичкала ребенка кушаньями, сама забывая о еде и отрываясь лишь, чтобы откинуть локоны, падавшие на личико Сюзи. Мистер Пейтон смотрел на нее серьезно и ласково. Вдруг взгляды мужа и жены встретились.
— Ей сейчас было бы почти столько же, Джон, — сказала миссис Пейтон едва слышно.
Джон Пейтон молча кивнул и отвел глаза куда-то в темную даль. Человек по имени Гарри тоже рассеянно смотрел в свою тарелку, словно творя молитву. Кларенс подумал: кому же это «ей» и почему две слезинки упали с ресниц миссис Пейтон в чашку с молоком — и испугался, как бы Сюзи не вздумала поднять шум. Только потом он узнал, что у Пейтонов умер их единственный ребенок, а Сюзи преспокойно, ни о чем не подозревая, выпила молоко, в котором материнское горе смешалось с нежностью.
— Наверное, завтра же утром мы нагоним их караван, если только они сами не отыщут нас еще сегодня, — сказала миссис Пейтон, глубоко вздохнув, и с сожалением поглядела на Сюзи. — Может быть, мы проедем хоть часть пути вместе, — добавила она робко.
Гарри засмеялся, а мистер Пейтон сказал серьезно:
— Боюсь, что мы не поедем с ними, даже просто за компанию. И, кроме того, — продолжал он еще более серьезно, понизив голос, — довольно странно, что люди, которых они отрядили на поиски, еще не нашли нас, хотя я велел Питу и Хэнку выехать им навстречу.
— Это просто бессердечно, и больше ничего! — внезапно возмутилась миссис Пейтон. — Ладно еще, был бы только мальчик, который сам может о себе позаботиться. Но бросить на произвол судьбы такую крошку — просто стыд и срам!
Впервые Кларенс изведал горечь пристрастного отношения. Это было тем горше, что он уже по-мальчишески боготворил чистую женщину с ясным лицом и добрым сердцем. Вероятно, мистер Пейтон это заметил и пришел к нему на выручку.
— А может быть, они лучше нас знают, в каких она надежных руках, — сказал он, ободряюще кивнув в сторону Кларенса. — К тому же, возможно, их, как и нас, обманули следы индейцев, и они могли свернуть в сторону.
Это предположение мгновенно напомнило Кларенсу то, что он видел, притаившись в траве. Сказать? Поверят ли ему или высмеют его в присутствии миссис Пейтон? Он поколебался и наконец решил отложить разговор до того времени, когда останется с глазу на глаз с ее мужем. Когда они поужинали и миссис Пейтон осчастливила Кларенса, позволив ему помочь ей убрать со стола и вымыть посуду, все уютно расселись перед палаткой у большого костра. У другого костра мужчины играли в карты и громко смеялись, но Кларенса уже не тянуло к ним. Ему было удивительно спокойно рядом с этой женщиной, излучавшей материнскую нежность, хотя и немного не по себе из-за того, что он умолчал про индейца.
— А Клаленс умеет говорить, — объявила Сюзи, нарушив короткое молчание своим звонким голосом. — Скажи им, Клаленс!
Смущенному Кларенсу пришлось объяснить, что этот дар отнюдь не простая способность говорить, а умение читать стихи, и собравшиеся стали вежливо уговаривать его выступить.
— Скажи им, Клаленс, про того мальчика, который стоял на горящей палубе и говорил: «Ах, где же он?», — попросила Сюзи, уютно устроившись на коленях у миссис Пейтон и рассматривая собственные голые коленки. — Это про одного мальчика, — объяснила она миссис Пейтон, — его отец ни за что не хотел остаться с ним на горящей палубе, хотя мальчик его и упрашивал: «Останься, отец, останься».
После этого ясного, вразумительного и совершенно исчерпывающего изложения «Касабьянки» миссис Хеман Кларенс начал декламировать. К сожалению, читая этот хрестоматийный текст, он показывал главным образом хорошую память и сопровождал чтение теми деревянными жестами, которым научил его школьный учитель. Он изобразил пламя, которое «ревело вокруг», описав вокруг себя рукой полную и правильную окружность; он заклинал своего отца, покойного адмирала Касабьянку, остаться, протянув вперед сложенные руки, словно ждал, что сейчас на него наденут наручники, хотя с огорчением сознавал, что сам никогда не видел и не чувствовал ничего подобного; он единым жестом показал, как его отец «упал, сраженный пулей», а «флаг реял» на мачте. И все же не столько декламация, сколько нечто иное, пробужденное ею в его живом воображении, порой заставляло его серые глаза блестеть, его детский голос дрожать, а губы, увы, не повиноваться. Порой, когда он забывал, что это только стихи, прерия и все вокруг словно уплывало в ночь, пылающий костер у его ног озарял его сиянием славы, и смутная преданность чему-то — он сам не знал, чему — так овладевала им, что он проникновенным голосом передавал ее и, может быть, частицу собственного юношеского восторга своим слушателям, а когда, весь раскрасневшись, умолк, то с удивлением увидел, что картежники отошли от своего костра и собрались вокруг палатки.
ГЛАВА V
— Ты, Клаленс, мало говорил: «Останься, отец, останься», — заметила Сюзи критически. Потом, вдруг выпрямившись во весь рост на коленях у миссис Пейтон, затараторила: — А я умею танцевать. И петь. Могу сплясать «Веселую пирушку».
— А что это за веселая пирушка, деточка? — спросила миссис Пейтон.
— Вот сейчас увидите. Пустите-ка. — И Сюзи соскользнула на землю.
Выяснилось, что «Веселая пирушка» — нечто вроде обрядового африканского танца, который состоял из трех коротких прыжков сначала вправо, потом влево, при этом девочка приподнимала коротенькую юбочку, без конца переступала на носках неверными ножками, выставляя напоказ голые коленки, под журчащий аккомпанемент своего детского смеха. Награжденная бурными аплодисментами, маленькая артистка, едва дыша, но не сдаваясь, готова была снова ринуться в бой.
— Я и петь могу, — еле переводя дух, заявила она, видимо, не желая, чтобы аплодисменты смолкли. — Да, петь. Ой, Клаленс, — жалобно сказала она, — что же мне спеть?
— «Бена-Громобоя».
— Ага. «Ты помнишь красотку Алерс, Бен-Громобой?» — начала Сюзи, не переводя дыхания и фальшивя. — «Она от улыбки твоей вся сияла и радости слезы лила…»
