А вот что нанесло ущерб, так это очередь из тяжелого пулемета, из гнезда среди заснеженных камней. Она, кстати, тоже не задела никого на борту, но прошила приборы управления в кабине пилота. За несколько минут гениального маневрирования вертолетчик сумел поднять гибнущий «чинук», как-то его выровнять, да еще и протянуть на нем три мили до более безопасного места, где вертолет совершил жесткую посадку. За ним последовали два других вертолета.

И тут один из «котиков», главный старшина Нил Робертс, уже успевший отстегнуть крепежный конец, некстати поскользнулся на лужице гидравлического масла и, вылетев через открытые задние двери, успешно приземлился прямо среди вражьего скопища. «Котики», как известно, на поле боя своих не бросают — ни живых, ни мертвых. Спешно высадившись, они взялись отбивать своего старшину. При этом успели запросить о помощи. Так завязался бой при Шахи-Кот. Он длился четыре дня и стоил жизни Нилу Робертсу и еще шестерым американцам.

Откликнуться на зов смогли три подразделения, находившиеся ближе других. С одного направления подоспела группа британских морпехов, с другого — команда американского спецназа. Самым большим контингентом был подошедший батальон Семьдесят пятого рейнджерского полка.

Дул льдистый и сухой, пробирающий морозом ветер. Дикие взвихрения снега жгли глаза. Как в таком месте смогли перезимовать арабы, оставалось лишь гадать. Но они это сделали; более того, готовы были стоять насмерть. Пленных они не брали и не ждали милосердия взамен. По словам свидетелей, они, как тараканы, вылезали из трещин в камнях, из невидимых расселин и укрытых пулеметных гнезд.

Ветераны подтвердят, что всякий бой быстро перерастает в хаос; в Шахи-Кот это произошло, пожалуй, быстрее обычного. Подразделения быстро отщеплялись от основных частей, отдельные люди — от групп. Исключения не составил и Кит Карсон, вскоре очутившийся наедине со льдом и снежной порошей.

В десятке метров от себя он завидел еще одного американца — тоже в одиночестве, — опознав его по камуфляжу и обмотанной каске. Тут из-под земли возникла фигура в долгополом одеянии и пальнула из РПГ. На этот раз граната взорвалась невдалеке, взрывной волной сбив американца с ног.

Выстрелом из карабина[5]Карсон снял гранатометчика. Но на его месте возникли еще двое и бросились на врага со своим неизменным «аллаху акбар». Выстрелами он сшиб их обоих, второго всего в трех метрах от конца ствола. Американец, когда Карсон до него добрался, был еще жив, но только и всего. Раскаленный осколок гранаты вспорол ему щиколотку, фактически отделив ступню, которая вместе с ботинком держалась лишь на лоскутах ткани и на сухожилиях; кость отсутствовала. Человек был оглушен шоком, обычно предшествующим агонии.

Припорошенная снегом униформа на раненом заиндевела, но на рукаве можно было разобрать нашивку рейнджера. Попытка вызвать кого-нибудь по рации успехом не увенчалась: в динамике лишь шипела статика. Стащив с рейнджера рюкзак, Карсон вынул оттуда пакет-аптечку и целиком вколол в оголенную голень дозу морфина.

Судя по зубовному скрежету, рейнджер начал чувствовать боль. Но тут его сморил морфин, и он свалился в полубессознательном состоянии. Было понятно, что, оставаясь здесь, они обрекают себя на гибель: видимость между порывами снежистого ветра не больше двадцати шагов, никого не видно. Взвалив рейнджера себе на спину, Карсон грузно пошагал.

Передвигался он по местности, хуже которой и не придумаешь: всюду каменюки под слоем снега, о каждый из которых можно запросто вывихнуть или сломать ногу. Помимо собственных девяноста килограммов и тридцатикилограммового ранца, он волок на себе еще и центнер веса рейнджера (рюкзак он с него предварительно снял). Плюс карабин, гранаты, боезапас и вода.

Позже он сам не мог понять, как ему удалось уплестись из того гиблого места. В какой-то момент морфин перестал действовать, и Карсон, угнездив раненого в безветренном месте возле камня, бросил ему свой припас. После, казалось, вечности где-то вверху он расслышал глухой, с присвистом рокот двигателя. Тогда занемевшими от холода пальцами Карсон вынул сигнальную ракету, поднял ее и, направив в сторону шума, зубами рванул кольцо.

Экипаж санитарного «черного ястреба» позднее рассказывал: сполох мелькнул так близко, что они подумали, не по ним ли стреляют. И лишь затем, вглядевшись, увидел внизу двоих «снеговиков»: один полусогнутый, второй отчаянно размахивает. Садиться было опасно, и вертолет завис над снегом. Двое санитаров вначале пристегнули раненого и втянули наверх, а его товарищ из последних сил вскарабкался на борт сам, после чего отключился.

«Черный ястреб» взял курс на Кандагар (ныне крупную авиабазу США, а тогда по большей части строительную площадку), где располагался эвакогоспиталь. Рейнджера там сразу определили в отделение интенсивной терапии. Встретиться с ним повторно Карсон тогда и не рассчитывал. Уже назавтра рейнджер, в горизонтали и под наркозом, держал долгий путь на базу американских ВВС в Рамштайне, Германия, где тоже был эвакогоспиталь, но мирового класса.

Там этому рейнджеру — полковнику Дейлу Кертису — ампутировали ступню, спасти которую не было никакой возможности. После аккуратной ампутации (работа, которую и без того уже фактически проделала граната) его ждала инвалидность, протез и хромота с тростью; на карьере рейнджера можно было поставить крест. Когда Дейл Кертис мог уже передвигаться самостоятельно, его отправили домой под Вашингтон, в Уолтер-Рид, для курса поствоенной терапии и подбора искусственной ступни. С Китом Карсоном они теперь встретятся только спустя годы.

Шеф ЦРУ в Кандагаре по команде «сверху» отправил Карсона в Дубаи, где Управление располагало большим представительством. Он был единственным очевидцем — более того, участником — операции в Шахи-Кот, и здесь ему устроили прогонку с подробными отчетами через целый строй высокого начальства — и морпеховского, и сухопутного, и цэрэушного.

Там в клубе он познакомился с морским офицером примерно одного с ним возраста, служащим здесь по назначению (в Дубаи есть также база ВМС США). За ужином разговорились. Офицер раскрыл, что работает в Службе криминальных расследований ВМС.

— Слушай, — между делом предложил он, — а переводись-ка ты по возвращении к нам, а?

— В полицию? — недоуменно переспросил Карсон. — Да ну, вряд ли. Хотя спасибо.

— Да ты не понял, — мотнул головой собеседник. — Мы не такая мелочь, как тебе, наверное, кажется. Думаешь, мы просто морячки в увольнении на берегу? Как бы не так. У нас и своя криминальная полиция, и контрразведка. И делами мы занимаемся крупными, не пустячными. Отслеживаем преступников, наворовавших миллионы. В одних только арабских странах у нас с десяток крупных баз. Вот эта работа тебе действительно и по плечу, и по чину. Есть где себя проявить.

Эта фраза Карсона и убедила. Если на то пошло, морская пехота тоже относится к военно-морскому ведомству, просто это означает выход во внешний, более крупный круг. В конце концов, что его ждет по возвращении в Лэнгли — пухнуть до пенсии над арабскими шифрограммами? Тем более во Втором здании для челяди. Так что по возвращении он подал заявление в СКР, куда его тут же и умыкнули.