— А это еще зачем, Полин?

Полин взглянула на картинку с самым невинным видом:

— Ну… У меня, например, рождается целый ассоциативный ряд. Перед нами ванная комната какой-нибудь актрисы. Она приехала домой после громкой премьеры, поставила врученные поклонниками розы в вазу, сбросила одежду… Сейчас она принимает душ, а потом почистит зубы над вашей раковиной. Разве плохо?

По лицу несколько смешавшегося Николаса было видно, что эта импровизация сбила его с делового настроя. Полин, готовая гнусно захихикать, и торжествующе потереть руки, ограничилась сверхкорректным замечанием:

— Шикарные вещи, шикарный стиль, — все выдержано.

— Ну, хорошо… Оставим как есть.

После очередной серии переговоров Полин направилась в выделенный ей по соседству крохотный огороженный закуток (здесь с трудом умещались лишь компьютер и одностворчатый офисный шкаф для бумаг), чтобы еще раз посмотреть максимально увеличенные фотографии на экране и немного их почистить. Она закончила возиться после пяти часов, отправила частично сверстанные полосы распечатываться, с наслаждением потянулась и снова побрела в приемную, где стоял огромный принтер. Марша, уже собиравшаяся, уходить, вытягивала из чехла зонтик омерзительно бурого цвета.

— Разве на улице дождь, Марша?

— Хлещет в три ручья. Ты на машине?

— Нет. Я езжу сюда на автобусе… А когда вы все уходите?

— В семнадцать тридцать.

— И Николас?

— Нет, он каждый день немного задерживается — минут на пятнадцать или на полчаса. Мне подождать тебя, Полин? Может, зайдем в кафе?

— Ох, нет, спасибо. Мне нужно еще поработать. Заодно пережду ливень.

Полин вернулась к себе с еще теплыми распечатками, кинула их в шкаф и занялась тщательным обновлением макияжа. Усовершенствовавшись до предела, она подошла к окну, слегка раздвинула низко опущенные жалюзи и некоторое время бесцельно смотрела в серую промозглость, затуманенную мелкими дождевыми каплями. В унылое межсезонье ей всегда бывало грустно, но с каждым уходящим годом эта тоска становилась все пронзительнее. Летом она чувствовала себя молодой и полной сил, но лето кончалось, и наваливался страх, что однажды вот так же внезапно нагрянет осень жизни: ветреная, холодная и беспросветная. Как она ее встретит?

Ощутив желание заплакать, Полин отошла от окна. Вообще-то она могла себе позволить горько рыдать даже в присутствии мужчин: нос у нее не краснел, веки не опухали, и лишь слезы, подступавшие к глазам удивительно легко, трогательными ручейками катились по щекам. Но сейчас это было абсолютно излишне: не хватало еще, чтобы по лицу черными потеками расплылась тушь. Полин вновь уселась перед уже выключенным компьютером и стала думать о Николасе. Ей очень хотелось сказать ему что-нибудь такое, чтобы он засмеялся. Хотелось поболтать о каких-нибудь пустяках, например о прочитанном детективе. Хотелось, чтобы он еще раз прикоснулся к ней. Она вспомнила, как он взял ее за локоть, вздохнула и закрыла глаза.

Без четверти шесть Полин спустилась вниз и с удовольствием позволила живительному воздуху улицы окутать себя. Дождь уже кончился; влажный ветерок, напоенный особым осенним запахом (в нем мешались запахи опадающей листвы, сырого асфальта и пожухлой травы на раскисших клумбах), приятно освежал лицо. Полин медленно сделала несколько шагов вперед, потом назад и, наконец, заняла выжидательную позицию поблизости от прозрачных входных дверей. Ожидание продлилось недолго: минут через пять она услышала за спиной знакомый голос:

— Полин?

Полин очень убедительно вздрогнула и обернулась к Николасу, стараясь выглядеть удивленной.

— Вы меня напугали. Я думала, вы уже давно ушли.

— А я думал, вы уже давно ушли. Почему вы здесь стоите?

Полин рассмеялась:

— Думаю, как добраться до автобусной остановки. После ливня тротуары такие мокрые. А у меня замшевые туфли. — Полин продемонстрировала узконосую, под цвет джемпера, туфельку. — Я непременно промочу ноги.

— Не хотелось бы: так можно и заболеть. Лучше я вас подвезу. Вы не возражаете?

«А для чего же я устраивала засаду, петушок?»

— Какие могут быть возражения! Вам это не сложно?

— Нисколько.

Полин не упускала ни малейшей мелочи. Забираясь в машину, она целомудренно, немного демонстративно запахнула длинный плащ, но, пока вертелась, усаживаясь поудобнее, одна пола соскользнула с колен, открыв стройную ножку, минимально прикрытую юбкой, для максимального обозрения. Поскольку Полин в тот момент сосредоточенно возилась с ремнем безопасности, она этого напрочь, не заметила. Зато от нее не укрылся косой взгляд, брошенный в ее сторону Николасом. Белые классическим первым ходом начали партию, оставалось только довести ее до победного конца.

— Вы не успели промочить ноги? — поинтересовался Николас после того, как Полин объяснила ему, куда ее следует отвезти.

— Пока дошла до машины? Нет.

— Отвратительная погода. А дальше будет только хуже. Честно признаться, я ненавижу осень. Она давит. Понимаете? Когда наступает зима, сразу становится легче дышать. И снова начинает светить солнце.

— Вы любите солнце?

— Обожаю. Чем ярче, тем лучше. Зимой солнце мне даже милее, нежели летом. Раньше я каждую зиму ездил в окрестности Вистлера, кататься на горных лыжах. Вы там не бывали?

— Нет, к сожалению. Я видела Вистлер, только на рекламных постерах.

— Восхитительные места. Огромные пространства, покрытые снегом, ослепительно чистым, сияющим на солнце. А над ним такое безупречно синее небо… Я уж не говорю про Зеленое озеро с водой изумрудного цвета. Вам бы следовало увидеть это вживую. Просто как профессионалу, специалисту по эффектным картинкам. Для меня ничего ошеломительнее в природе не существует.

— А как же снежная слепота?

— Для ее предупреждения надевают солнцезащитные очки. Но уверяю вас, Полин, любоваться тамошними красотами можно и без очков: ничего с вашими глазами не случится.

— Значит, вас на романтический лад настраивает снег? А меня дождь. Мне нравится такая погода, как сейчас. Грустно, конечно, но это приятная меланхолия. Раньше во время дождя я, словно одержимая, начинала писать стихи. У вас никогда не возникало желание заняться рифмоплетством?

— У меня?! Нет.

— А я неоднократно делала попытки. Сейчас это, к счастью, прошло.

— Почему к счастью?

— Да потому, что стихи были плохие. Один помню до сих пор: там речь шла о ночном дожде, который размыл очертания города. Светящиеся вывески расплылись и заструились, ветки задрожали, крыши зазвенели, бла, бла, бла и все такое…

— Ну и что же здесь плохого? Скорее это стандарт — и, не самый никудышный. Существует не меньше сотни сезонных песен с подобными словами.