Искренние выражения скорби и сочувствия прибыли в деревенский дом ее брата в виде карточек и посетителей. Но все, о чем могла думать Элетея, слушая и читая эти слова, продиктованные лучшими побуждениями, – это что теперь ей не придется идти замуж за это чудовище. Равно как она не была склонна выходить замуж за кого бы то ни было.

На самом деле она уже смирилась с тем, что нужно ждать, когда он вернется и загладит вину. Но, стоя у его могилы, она не могла заставить себя заплакать и чувствовала себя виноватой, когда присутствующие на похоронах хвалили ее выбор, а на самом деле она желала своему мертвому жениху поскорее оказаться в аду.

Соблазнительно было думать, что над ним свершилась Божья кара за его жестокость. Но в таком случае пришлось бы поверить и в то, что все остальные храбрые, добродетельные мужчины, погибшие на войне и не обесчестившие женщин, тоже заслужили свою участь.

У нее было слишком много знакомых из тех семей, которые потеряли близких, чтобы хоть на минуту допустить такое предположение. Джереми погиб – отважный воин, драгун от инфантерии – в битве при Ватерлоо, и она вдруг оказалась свободной и могла удалиться от общества, которое с сочувствием отнеслось к ее положению. Наверное, она станет старой девой и гувернанткой детей своего брата, если он когда-нибудь осмелится сделать предложение той молодой леди из Лондона, на которой хочет жениться.

Жизнь Элетеи изменилась навсегда. На ней было пятно, невидимое остальным, несмываемое для нее самой. Но время шло, и мало-помалу она воспрянула духом. Она еще жива, и для ее практической натуры казалось невыносимым будущее, заполненное только бессмысленной жалостью к себе.

И тут вновь появился Гейбриел, чтобы поставить под угрозу не только спокойствие ее души, давшееся ей с таким трудом, но и спокойствие деревни, которую он держал в страхе во времена своей юности. Она не знала, какие чувства он у нее вызывает, знала только, что, очнувшись от долгого колдовского сна, она очнулась и от бесчувствия.

Он был не первым юношей в истории Хелбурна, которого пригвоздили к позорному столбу, чтобы дать ему урок. Но наверное, этот урок стал для него не уроком хорошего поведения, а уроком выживания. В его возрасте, наверное, было слишком поздно меняться.

И она боялась, что то же самое можно сказать о ней самой.

Гейбриел, поднимаясь вверх по склону к своему темнеющему дому, мысленно посмеивался над выдумкой о привидениях. Разве не был он человеком, который всегда делал ставку на удачу? Привидения? Ну что же, придется научиться жить с ними. А предупреждение Элетеи о том, что от Хелбурн-Холла не следует ждать ничего особенного, было с ее стороны бессмысленной, но приятной попыткой. Он и без того не ждал ничего хорошего от своего выигранного в карты приобретения. Мало кто поставит на карту собственность, имеющую реальную ценность; он был бы дураком, если бы надеялся, что его встретят в Хелбурн-Холле радостными возгласами. Он понимал, что его сочтут узурпатором, вульгарным даже по деревенским меркам.

Но он никак не ожидал, что над головой у него просвистит пуля и застрянет в притолоке двери, когда он впервые переступит порог этого дома.

Он выругался и швырнул седельную сумку на пол. Его взгляд поднялся к смутной фигуре, которая скрылась за балюстрадой галереи.

– Стой на месте, ублюдок, а то я отрежу тебе уши и засолю их.

– Сэр, сэр… неужели в вас уже выстрелили? Боже мой, какая спешка!

Женщина с приятным лицом, с растрепанными седыми волосами поспешно шла к нему из коридора. Первый взгляд на нее вызывал мысль о крестной-фее, размахивающей чем-то вроде волшебной палочки. При ближайшем рассмотрении палочка превратилась в нечто более смертоносное – в ружье.

Он сердито глянул на фигуру на верху лестницы, робко смотрящую сквозь перила.

– А вы – привратница?

Она оправила передник с удивленным видом.

– Я – домоправительница, сэр, миссис Минивер. Прошу вас, не обижайтесь, что мы осмелились защитить себя. У нас много месяцев не было хозяина, который мог бы руководить нами и защищать нас. Но теперь, когда вы здесь, все изменится к лучшему.

– Я бы не стал на это рассчитывать, – сказал он, глядя мимо нее. – У вас такая привычка, миссис Минивер, приветствовать всех гостей, особенно вашего хозяина, с ружьем в руках?

Она присела в запоздалом реверансе.

– Прошу прощения, сэр, но никогда нельзя знать, кто войдет в дом. За последние месяцы у нас было столько всяких неприятных посетителей, карточных игроков и им подобных. Таких людей, которых не захочешь узнать на улице, если вы понимаете, о чем я.

Гейбриел двинулся дальше. Нет, он определенно не станет здесь жить.

– Где остальная прислуга? Нужно отвести мою лошадь на конюшню и обиходить ее как следует. Я бы хотел бренди, а также чтобы мне дали возможность объяснить, чего я жду от прислуги на время моего пребывания здесь.

Она бросила смущенный взгляд в сторону галереи. Гейбриел выхватил у нее из рук ружье и направил вверх, на балюстраду.

– Одно из моих личных правил – как бы глупо это ни звучало – состоит в том, что я не позволяю использовать себя как мишень для учебной стрельбы. Вы поняли, там, наверху?

– Да, сэр, – ответил скрипучий старческий голос. – Я решил, что кто-то из деревенских мальчишек опять собрался залезть к нам. Я Мерфи, ваш дворецкий.

– Нам действительно досаждают здешние сорванцы, сэр, – сказала миссис Минивер. – У нас нет никого, кто мог бы защитить нас, и всякие негодяи, конечно, этим пользуются. Но разумеется, теперь, когда вы здесь, мы будем под защитой.

– А кто защитит меня от вас?

Она поспешила за ним по холлу, по пути вытерев передником пыль со столика.

– Сильный молодой господин, вроде вас, – именно этого нам не хватало, а те, прежние, жалкие неудачники, что управляли этим домом, не заслуживают доброго слова. Я надеюсь, что теперь, когда вы здесь, вы всем покажете, что к чему, и у нас будет порядок.

Гейбриел мог бы рассмеяться. Спаси, Господи, этих несмышленых людей, полагающих, что он из тех, кто способен навести порядок в этом доме. Впрочем, он это сделал бы – будь у него намерение поселиться здесь.

– Нужно накормить и напоить мою лошадь, – твердо сказал он. – Я намерен подождать до утра, когда официально представлюсь и – как это вы выразились? – наведу здесь порядок.

– Слушаю, сэр.

– А бренди…

– Сейчас принесу, сэр. Располагайтесь, сэр, вы у себя дома.

«Дома?»

Кто, будучи в здравом рассудке, за последние два столетия мог бы почувствовать себя дома в этом затянутом паутиной склепе? Он устремил взгляд на покрытые пылью портреты, которые висели на дубовых стенах. Наверное, подумал он, это неплохо, чтобы произвести впечатление на тех, чьи собственные предки не пустили прочных корней в английской истории. Он шагнул ближе и заметил темный предмет, висящий на настенном подсвечнике.