Клиенты, в свою очередь, агитировали и сами голосовали за патрона (или его выдвиженцев) на выборах,[36] составляли его свиту для поддержания престижа, оказывали ему гостеприимство, оставляли часть имущества в завещаниях да и вообще помогали покровителю во всех его делах, честных и не очень.[37] Бесспорно, отношения патроната и клиентелы помогали подчинить комиции влиянию аристократии, однако преувеличивать их значение не стоит — на политику влияло слишком много иных факторов.[38] Тем более это очевидно для эпохи гражданских войн.

Что же представлял собой правящий слой?

Высшим сословием в Риме было сенаторское (ordo senatorius). Оно не было однородным; одно дело сенатор-квесторий и совсем другое — преторий или консуляр. К тому же имело значение, кем были его предки, — потомок нескольких консулов чувствовал себя куда увереннее, чем первый сенатор в роду или в лучшем случае наследник одного или двух квесторов. Нобилями (nobiles), то есть знатными, в римских верхах, повидимому, считали только потомков консулов.[39]

Долгое время считалось, что римскую политическую жизнь контролировала небольшая группа консулярских семейств, которая благодаря множеству клиентов и друзей господствовала в сенате и комициях, редко подпуская к консулату «новичков».[40] Это как будто бы подтверждает и наш главный «эксперт» по римской политике — Цицерон, который говорил, что нобили, то есть знатные, получают магистратуры (в том числе и высшие) еще в колыбели, а «новички» добиваются консульства штурмом (Против Верреса. П. V. 180–181; За Мурену. 17; Об аграрном законе. П.З). Саллюстий уверяет, что знатные долгое время передавали друг другу консулат из рук в руки, не подпуская к нему «новых людей», как бы те ни прославились (Югуртинская война. 63. 6–7).

Однако при более тщательном рассмотрении вопроса все оказалось не так просто. Да, представители фамилий Корнелиев Сципионов, Цецилиев Метеллов, Фабиев Максимов, Корнелиев Лентулов и некоторых других достаточно часто занимали высшую магистратуру и могут считаться подлинной политической элитой Вечного города. Но это вовсе не значит, что они контролировали римскую политику. Прежде всего надо отметить, что таких семейств было все-таки не так уж мало — это, помимо названных, Клавдии Пульхры, Клавдии Марцеллы, Эмилии Павлы, Эмилии Лепиды, Сульпиции Гальбы, Аврелии Котты, Кальпурнии Пизоны, Лицинии Крассы, Манлии Торкваты, Домиции Агенобарбы, Сервилии Цепионы, Муции Сцеволы и др. Причем каждое из них было представлено отнюдь не одним претендентом на высшие должности. Недаром в середине II века до н. э. появился закон, запрещавший повторное избрание в консулы.

Кроме того, знатность, хотя и обеспечивала значительное преимущество на выборах благодаря престижу и связям, не давала гарантий успеха. Конечно, в спокойные времена ничем не примечательные, но родовитые кандидаты могли добиться успеха, однако такие времена были редкостью — ведь Рим постоянно воевал. Поэтому в условиях конкуренции с другими родами немалую роль играли способности и конкретные достижения соискателей. Недаром знатные фамилии, блиставшие на политическом небосклоне, легко могли исчезнуть с него — надолго или навсегда.[41] Это могло быть вызвано не только пресечением рода, но и отсутствием его достойных представителей.[42] Вот лишь несколько примеров.

Клавдии Марцеллы, к числу которых принадлежали шестикратный консул Марк Марцелл, прозванный впоследствии «щитом Рима» за подвиги в войне с Ганнибалом, и его тезка, последний в до-марианскую эпоху трехкратный консул, успешно завершивший начальный этап Нумантинской войны в Испании, после 152 года до н. э. в следующий раз выиграли консульские выборы лишь в 51 (!) году, но зато потом счастье улыбнулось им три раза подряд. Еще более безрадостными последние десятилетия Республики стали для знатнейшей фамилии Фабиев Максимов. Этот род прославился прежде всего благодаря двум пятикратным консулам Квинтам Фабиям — герою Самнитских войн, победителю при Сентине, диктатору и цензору, и «щиту Рима», дважды диктатору, применившему тактику «выжженной земли» в борьбе с Ганнибалом. Но после консулата Фабия Максима Эбурна в 116 году до н. э. следующему из Максимов удалось стать консулом лишь в 45 году до н. э., да и то лишь на три месяца, когда сложил консульские полномочия Цезарь, причем в последний день года Фабий умер.

Кто мог представить, как не повезет семейству Эмилиев Павлов! Оно дало Риму покорителя Македонии Луция Эмилия Павла и его сына, разрушителя Карфагена Сципиона Эмилиана; оба дважды были консулами, достигли вершины карьеры — цензуры. Прославленным полководцем был и брат Сципиона, консул 145 года до н. э. Максим Эмилиан, отличившийся в войне с Вириатом. Однако после консулата сына Максима Эмилиана, Фабия Максима Аллоброгского, в 121 году до н. э. представитель семейства Эмилиев Павлов удостоился высшей магистратуры лишь в 50 году до н. э. Испытала на себе капризы судьбы и другая ветвь рода Эмилиев, Лепиды — после 126 года до н. э. им пришлось ждать консулата до 78 года до н. э. (правда, они выиграли выборы и на 77 год).[43] В еще более сложной ситуации окажется семейство героя нашей книги, но об этом — в следующей главе.

Кто же были те «новички» (homines novi), которым время от времени удавалось выходить «в люди»? В сословном отношении это всадники, то есть люди, чье имущество оценивалось как минимум в 400 тысяч сестерциев. Только они имели право претендовать на магистратуры, открывавшие путь в сенат.[44] Но кого из всадников называли «новичками»? Обычно считается, что речь идет о людях, которые первыми в роду добились консулата.[45] Такого успеха в эпоху «золотого века» Римской республики, то есть в 201–133 годах до н. э., добивались немногие.[46] Самым известным из них, конечно, был Марк Порций Катон Старший, видный полководец, способный оратор, автор первого прозаического сочинения на латинском языке, дошедшего до наших дней, непримиримый борец за чистоту нравов (но не своих собственных), а также крупнейший предприниматель и экономисттеоретик. Можно назвать и других — победителя Антиоха III при Фермопилах Мания Ацилия Глабриона; друга Сципиона Африканского Гая Лелия; разрушителя Коринфа Луция Муммия Ахейского;[47] Квинта Помпея, «прославившегося» неудачами в Испании и вероломным отказом от заключенного с кельтиберами мира.