Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ага. На будущее. У кого оно будет. Циничная тварь. Давай, издевайся, давай!
– Какое будущее?
– Скоро все отсюда пойдут на прорыв в Петропавловку. Здесь уже нельзя оставаться. С каждой минутой все прибывает упырей. Скоро все живые уйдут отсюда.
Очень приятная информация. Рад за вас. Это вот это – «на будущее»? Ага, спасибо.
– Ну и?
– Я тоже выхожу.
А кто бы сомневался! А я вот никуда не выхожу.
– Так что давай двигай по торговым, пока относительно спокойно там. И заправки, как говорили. Когда я доберусь к тебе, будет уже не до того.
– ЧТО?!
– А ты думал? Пробки намертво, местами двери не открыть, и много кто уже и там упырями стали. А кто живой – заперт… Проехать очень тяжело и опасно. Машину найти несложно, а проехать не получится, но тут есть идея…
– Подожди… – Я пытаюсь себя заставить верить в то, что услышал. – Ты… ты… поедешь ко мне?
– Ну а куда же? Ты ведь сам до крепости не доберешься – и оружия нет, и водишь ты… не очень, ну и вообще… ну нам вдвоем легче туда добраться будет… – естественным тоном говорит она – как будто другого варианта и не могло быть в природе. Да, похоже, для нее именно так и обстоит дело.
Мне вдруг становится нестерпимо стыдно. Я вообще-то считаю, что стыд – это пережиток, и вообще это комплексы и все такое. Но вот сейчас мне стыдно. Чувствую, как горит лицо. Дашка с самого начала не собиралась меня бросать. А я хорош, нечего сказать. Впрочем, эти глупости быстро отгоняю. Нормально все, я просто ступил сначала.
– Но как же ты доберешься-то? – уже больше с надеждой спрашиваю я. Внутри вдруг поднимается волна радости. Так, похоже, все налаживается – значит, надо брать себя в руки. И вообще – чего-то Дашка раскомандовалась… Кто вообще у нас тут главный?
– Тут оказия вышла – мне один мужчина лодку резиновую подарит. Я его самого и его дочек… гм… спасла. Ну действительно спасла. От их же жены и мамы… да. Так вот они едут в крепость. У него маленькая лодочка китайская – в багажнике завалялась. Когда станут прорываться – они прикроют, я ее вытащу и накачаю, компрессор тоже есть. Дальше до Ланского шоссе доберусь, там, на Сабировской, в промзоне, разживусь тем транспортом, что пройдет по пробкам. Грузовиком помощнее, например.
– Ты разве умеешь водить грузовик?
– Придется суметь.
– Но там же везде эти… как их… упыри!
– У меня ружье, это мой трофей, и никто не заберет его. И еще есть кое-что…
– А ты что, умеешь им пользоваться? – задаю довольно дурацкий вопрос. Знаю же, что она на курсах охранников тренировалась и вроде как умеет… пытаюсь на ходу переобуться. – Ну в смысле – ружье-то нормальное?
– А че там уметь-то? – В голосе искреннее удивление. – Обычная короткая Мурка тридцать третья…[1]
Ага, вот теперь все понятно. Мурка. Тридцать третья. Ясно мне все. Тридцать двух пушистых мурлык она в упырей уже зашвырнула, тридцать третья на очереди.
Хотя – а чего спрашивал, если ты сам в этом ни фига не понимаешь? Вот спросил – вот тебе и объяснили. Мурка. Тридцать третья, ага.
– Патронов вот только маловато у нас… Много мне не дадут, – с сожалением говорит она.
Да, я че-то и вообще упустил из виду, что к оружию нужны патроны… Блин, в кино-то как-то обычно патронов всегда валом. А где их берут? Черт, сколько надо думать, голова пухнет…
– В общем, так – у меня уже пискнул, что батарея садится, потому заканчиваем. Хватит на несколько эсэмэс. Действуй по своему графику, только – умоляю – осторожнее. Я буду ближе – спишемся. Ну до встречи!
– До встречи, бейба. Смотри, поторопись. И не шали там, лады? – Ну вот, тон уже вполне нормальный. И чего я психовал и боялся? Ща все будет. Ща все путем.
В трубке слышны короткие гудки.
Устало тащусь к окну. Тупо пялюсь на изгиб проспекта Луначарского… Офигеть.
Взгляд зацепляется за стоящий у въезда «форд». В нем так же сидит джигит. Сидит абсолютно неподвижно. Опаньки…
В комнате кто-то начинает идиотски хихикать. Ага, кто это? Да это же я. Дошло, с кем я ехал. И как мне повезло. Тупо ржу.
Надо обзвонить, кого знаю. И кого надо.
А кого надо? У меня двести номеров в телефоне. Всех обзванивать? А на фига они мне все нужны? А кто нужен?
Сначала – отец. Он вообще-то может реально помочь. И подскажет, и вообще. (Внутри что-то опять шевельнулось. Вспомнилось слово, ассоциирующееся только с детством. Совесть.) Чушь какая: совесть – это для лохов. «Ай, мне стыдно, что я не позвонил папочке! Ай, ай!» Ага, щаз.
Телефон отца не отвечал. Он не был выключен, давал гудки, но отец не отвечал.
Набираю вновь и вновь.
Телефон отец носил всегда на поясе, с гарнитурой. Днем всегда при себе.
Если он на колесах, то нечего бояться, водит отменно. И машина хорошая, паркетничек корейский. А если ДТП? Он ведь выйдет. И остановится помочь. После пяти минут бесплодных вызовов опускаю голову на руки. Вспоминаю, что в последний раз, когда видел отца, то, как всегда, поругался и даже не попрощался по-человечески.
Блин, вот ведь… Не, ну че, все естественно – первыми гибнут дети и старики, да? Я же не старик. А вот он уже пенсионер, ну как бы – тово, нежизнеспособен. Естественный отбор, ага. Все хилые и слабые сдохнут, а сильные и умелые типа меня – выживут. (А внутри что-то холодное хватает за сердце. Я перед кем оправдываюсь-то? Перед собой? А не поздно, оправдываться-то?)
Да чего оправдываться! Че ваще за тупня – я просто конкретно выживаю! Я чисто как Брюс Виллис. И ваще ща пойду рвать всех упырей! Я крут!
Кто там дальше? О, хорошие знакомые отца, дед с бабкой. Они все врачи – это да, полезно. Звоню им на городской – может, дома все?
Трубку берет бабка. С ней надо повежливей – дворянская кровь и все такое. Да и вообще…
– Алло.
– Татьяна Сергеевна, добрый день…
– Не так чтобы добрый, но здравствуй, Саша.
– Вы уже в курсе? – Дурацкий вопрос: в курсе ли врачи, что в городе эпидемия?
– Да, более чем.
– Ясно… я вот тоже… Как вы дальше?
– Сергей Николаич совсем плох. Везти его мне не на чем и некуда. Мы остаемся здесь. Будем жить до конца. Я тут пережила блокаду, тут мне и закончить путь. Сергей Николаич без ухода и лекарств долго не протянет. Я о нем позабочусь. А сама… придумаю. Потом, когда все кончится – а оно должно кончиться, – если сможешь, загляни к нам… Приберись тут. Если будет возможность.
– Обязательно.
Ага, че мне там? Хотя… если они все ласты склеили… квартирка… Не, эт сложно. А вот барахло – эт да. Будем иметь в виду. У них много фамильного всякого осталось. Пригодится. (Внутри опять забубнил голосок, обозвав «трупоедом».) Да фиг там! Я ж просто прикидываю, что все равно бесхозное останется, – не я, так еще кто приберет. Все нормально, все путем. Время настало такое, понимать надо. Теперь кто крут – тот жив. А остальные – чисто расходный материал.