Поднявшись в кабинет, остановился в раздумье. Графиня Мисулла… Сидит тихо. Ничего не просит, не плачет, не причитает. Уверена, что выкрутится. Луиджа… Если бы она была пристроена, ему было бы легче. Пропадёт без матери. Слаба, безвольна, ведо́ма. Одной нельзя. Не справится, согнётся. Жаль девчонку. Тоже притаилась.

Промелькнула мысль сделать так, чтобы графиня исчезла навсегда и больше никому не портила жизнь. Уберут тихо, по дороге к границе графства. Араб хорош, без боя не дастся. Один он десятерых его воинов стоит. Много людей положит. Лучника пустить в обход? На привале уложит цель и успеет уйти. Нет, пусть уезжают. Удар в спину не в его правилах. Вздорная баба сама найдёт свою смерть.

Взор остановился на шахматном поле. Не хватает одной фигуры. Король… Скатилась?.. Отклонил голову, заглядывая под стол. Король… Пробежался взором по полкам, подоконнику. Может быть, дети взяли? Раньше не брали. Прислуга затеряла? Надо узнать, кто делал уборку в покоях. Будет жаль, если пропадёт.

Уже запамятовал, зачем зашёл в кабинет. Что-то хотел взять? Что? Выдвинул ящик тайника в стене, заглядывая в его глубину. Замер, расширяя взор, щурясь, не веря глазам. Что здесь? На ладони холодно мерцает…

— Адамант?

Глянул сквозь него на просвет окна. Розовый… Да, он помнит, что в их семье говорили об этом камне, привезённом из Камарупы (прим. авт., первое царство на территории Ассама в Индии) его прадедом. Но он считал это семейным преданием, вымыслом, сказкой на ночь. Уже и подробностей не помнит.

Соединив части фигурки из эбенового древа, хмыкнул. Дитрих нашёл? Нет, он бы сказал о находке. Девчонка? Не сомневался — её рук дело. Эрцблюме тоже к ней притянуло. Обессилено присел в кресло. Что ещё она знает? Каких событий стала свидетелем, шастая по тайному проходу? О золотой жиле знала точно. Всё допытывалась, хотела, чтобы рассказал. Вот и второй тайник нашла. В нём карта, золотой песок. Короля неспроста сунула. Могла только камень кинуть. Намёк? Сам уже всё понял.

А она неглупа. Сказал бы ей ранее о жиле, может быть, не уехала бы в поместье отца. Плохо. На душу падал осадок. Мутный, горький. Почему так плохо? Не доверился ей до конца. Она тоже молчала. Квиты. Он до сих пор не знает, где она провела двадцать лет, в каком полоне? Русь? Возможно. Но не верилось. Ни на одной таможне такую деву не помнили. Будто с небес спустилась. Усмехнулся:

— Погоди, маленькая ведьма, доберусь до тебя, не выкрутишься, всё расскажешь.

Вернул фигурку на доску, любуясь ровными рядами шахмат, вспоминая, как играл со строптивицей, как ждал её поцелуя. Адамант завязал узлом в лоскут, опуская на дно шуфляды. И не узнал бы ничего, если бы забрала его. Не стащила. Довольно улыбнулся, вздыхая. Шепнул:

— Моя леди…

После обеда снова заходил в покои иноземки. Что там искал? Кого хотел найти за закрытой дверью? Известно, кого… Её.

О которой болит душа.

О которой мысли покоя не дают.

О которой стонет сердце и дрожат пальцы, зная, что ещё не скоро прикоснутся к трепетному горячему телу, чтобы дать защиту и покой её мятущейся душе. Унять боль, обнять, ласкать до изнеможения, познавать вновь и вновь, растворяясь в ней, забываясь.

Прибытие новой экономки, лекаря и наставника для графини отвлекли ненадолго.

Лекарем оказался вьюнош, выпускник лекарской школы. Невысокий, худощавый, с пытливым прямым взором, он не вызвал недоумения. Спустившись с ним в покои для раненых, наказал лекарю графини учинить молодому эскулапу дознание о его познаниях в медицине и доложить ему.

Спустя полдня, Элмо Касимиро отчитался, что мо́лодец выдержал испытание достойно. Конечно, опыта маловато, но это дело наживное. Пробубнив, что некому доверить окончательное излечение воинов, посеял сомнение в мыслях графа:

— Господин Касимиро, — Герард окликнул мужчину, открывающего дверь, — а вы не желаете остаться у меня на службе?

Тот удивлённо вскинул брови:

— Я прибыл с госпожой графиней, с ней же и отбуду. — Выйдя в коридор, обернулся: — Как бы не желал иного. Благодарю вас, господин граф, за приглашение.

Беседа с прибывшей экономкой была не столь плодотворной. Сославшись на рекомендацию известного в Аугусте судьи Христофера фон Шмидта, о причине своей отставки рассказала сбивчиво, вызвав подозрение. Показалось странным, чем могла не угодить приятная скромная женщина, отслужившая у законника восемь лет. Почему она не осталась в большом городе, а предпочла жизнь в малознакомом ничем не примечательном графстве?

Присматривался, задавал вопросы о семье, в надежде, что она расскажет больше. Одинокая. Похоронила мужа и малолетнюю дочь. Пожалуй, она одного возраста с Кларой. От воспоминания о ней на лицо набежала тень. Отвечала сдержанно, немногословно, по сути, ничего лишнего не сболтнула. Вышколена. Назначив ей испытательный срок, коротко поведал об обязанностях. Вызвав Берту, велел поселить в покоях прежней экономки и ввести в курс дел. Прохлаждаться нет времени. Свадебный пир и то, как справится со всем женщина, скажут о многом.

Подозвав Франца, приказал приглядывать за новыми жильцами и обо всех непонятных действиях докладывать без промедления.

Наставник для графини Атале Дригер не вызвал вопросов. Средних лет, он испросил позволения, при условии заключения соглашения, привезти свою жену. На вопрос, чем она может быть полезна, с готовностью рассказал о её опыте в воспитании малолетних детей. Граф, пообещав ему, что в случае их сговора, он не будет против её приезда, остался доволен. Детям барона как раз требуется опытная нянька.

Уладив со всеми вопрос об оплате, вдохновился.

Теперь, сидя на ложе в своих покоях, смотрел под ноги, не в силах встать. Загонял себя за день. Да, так легче переносить разлуку. Хорошо бы заснуть сразу и без сновидений. А поутру снова окунуться в дела. Прискачет Дитрих. Расскажет, что высмотрел у пфальцграфа, как себя показал Карл.

Свеча мигнула. Пламя упало и вновь вспыхнуло. В приоткрытую дверь проскользнула женская фигурка. Таша?

Сердце, рванувшись к ней, забилось дико, гулко. Ударившись в рёбра, подпрыгнуло, перекрыв дыхание. Качнулся навстречу:

— Таша… — всматривался, не веря глазам. Откуда? Чудится?

Нет, не показалось. Дева в светлом одеянии, закрыв дверь, замерла.

Он ждал, боясь шелохнуться, спугнуть видение. Оно шагнуло в его направлении, выходя в полоску слабого света.

— Луиджа? — нахмурился.

Она оробела, останавливаясь.

— Чего тебе? — Устало глянул на неё.

Графинька облизала губы и судорожно вздохнула:

— Я хотела…

— Мать подослала?

— Нет, я сама.

— Ты видела её? Знаешь, что произошло? — Был уверен, что стража не допустит её к матери.

— Меня не пустили к ней. Знаю только, что поутру нам нужно уехать, — теребила присборенный рукав выбеленной сорочки.