—      Они медленно убивают его, Спенсер! А я не знаю, что делать. Прошлой ночью я проснулась — его кровать была пуста; меня охватил страх. Я побежала в соседнюю комнату. Он сидел за столом, а перед ним лежали газеты. Он не читал. Он сидел и глядел на газеты. Я обняла его, он повернул ко мне голову и улыбнулся. Но по его лицу текли слезы. Я пыталась поговорить с ним — он не слушал меня. Он теперь не слышит моих слов. — Она опустила руки и замерла, в изнеможении прильнув к плечу Спенсера. — Он не борец. Ему никогда не приходилось бороться. Почему они не оставят его в покое?

Ответить было нечего.

Через три недели, вернувшись в Нью-Йорк после того, как комиссия отложила слушание дела на десять дней для вызова еще двух свидетелей, Гордон Беквуд покончил с собой.

— Не можете ли вы что-нибудь сделать, Спенсер? Неужели ничего нельзя сделать? — спросила Кэрол посла его смерти.

3. Среда, 18 июля, 8.35 вечера

Пройдя через вращающуюся дверь «Савой-плаза», Спенсер из знойной духоты улицы попал в прохладный вестибюль. Но он даже не почувствовал перемены; вряд ли он сознавал, что куда-то идет. В вестибюле толпился народ. Не то начиналось, не то заканчивалось какое-то важное собрание. Окутанный табачным дымом и ароматом духов, Спенсер пробирался к лифту. С его лица не сходила улыбка. На него обращали внимание, но он смотрел мимо людей; его улыбка не была той улыбкой, какой встречают друзей или знакомых, и люди отворачивались, подозревая, что он пьян.

И в лифт он вошел, сам того не замечая. Он думал только о том, что сейчас произойдет. Он не скажет Лэрри ни слова, а просто даст ему прочитать записи Майлса; Лэрри улыбнется и скажет: «Ты был прав, старик. Поздравляю тебя и горжусь тобой». И хлопнет Спенсера по плечу. Спенсер даже почувствовал удар Лэрри и услышал его смех.

Потом он стоял на площадке лестницы, и Лэрри, в одних трусах, отворил ему дверь.

—      Входи. Снимай пиджак.

Лицо Лэрри было угрюмо, он не ответил на улыбку Спенсера. Спенсер прошел за ним в гостиную.

—      Брюки тоже снимай, — сказал Лэрри. — Крошка заперлась у себя в комнате. Она дуется на меня. — Он замолчал и взглянул на Спенсера. — Где ты был? Ты совершенно мокрый.

—      Я был с Майлсом в «Брюсселе», — ответил Спенсер. Дрожащими руками он вытащил из кармана листки с напечатанным на машинке текстом. — На, читай.

Лэрри взял листки, продолжая глядеть на Спенсера.

—      Прими душ и надень что-нибудь мое. Нельзя же тебе оставаться в таком виде.

—      Читай, — нетерпеливо сказал Спенсер.

Он подошел к стеклянной балконной двери. Прямо перед ним безмолвной башней вздымались к небу огни больших отелей на Сентрал-парк. Сегодня они казались Спенсеру более яркими, чем всегда; они смотрели на него — тысячи огней, тысячи глаз за этими огнями.

Он привел машину в движение; люди и огни, казалось, знают об этом, смотрят на него и ждут исхода.

Спенсер обернулся. Лэрри сидел на кушетке, положив босые ноги на стол, и читал записи Майлса. Спенсер стал напряженно следить за ним.

Лэрри читал, не отрываясь. Прочитав последнюю страницу, он отложил листки бумаги и снял очки. Он сидел неподвижно и молчал, уставившись в стену.

—      Майлс предлагал что-нибудь? — спросил он наконец.

—      Он советовал мне немедленно поехать в Вашингтон и добиваться реабилитации.

—      Он не знает о письме?

—      Конечно, нет. Кроме тебя, никто не знает.

—      Да, — сказал Лэрри. — Вот уж не думал, черт побери, что так получится.

Озадаченно нахмурившись, он посмотрел на Спенсера.

—      Что с тобой? — спросил Спенсер. — Неужели ты не понимаешь, что это значит для меня... для нас? Ты только подумай: началось!

—      Да, — медленно повторил Лэрри. — Казалось бы, надо... веселиться, но веселья что-то нет. Что ты намерен делать?

—      Ничего, — задорно ответил Спенсер. — Буду сидеть и ждать.

Лэрри направился к дверям.

—      Мне нужно промочить горло, — сказал он. — Ты будешь пить?

—      Джин с сельтерской, если можно, — ответил Спенсер.

Лэрри кивнул головой. Оставив дверь открытой, он прошел в кухню, находившуюся возле прихожей. Спенсер присел. До него доносились плеск воды и звон кубиков льда, а затем он услышал голос Луизы из соседней комнаты:

—      Лэрри! — И снова: — Лэрри, ты здесь?

—      Он на кухне, — сказал Спенсер.

Щелкнул замок, и вошла Луиза. На ней было белое платье, на лице — никакой косметики, даже губы не накрашены. Она казалась очень юной.

—      Я не знала, что ты здесь, — сказала она. — Не хочешь ли пойти со мной в кино?

Спенсер встал.

—      Не могу, — ответил он. — Меня ждет Джин.

Она подошла к нему, чтобы поцеловать его, но остановилась.

—      Ты не должен идти к Джин в таком виде. Ты весь мокрый.

—      Правда? — спросил Спенсер. Он и не подозревал, что улыбается. — Я, наверно, шел очень быстро.

—      В такую жару вообще незачем было идти пешком. Пройди в ванную и прими душ. Надень рубашку Лэрри. Его рубашки, по-моему, тебе годятся.

—      Да, годятся, — подтвердил Спенсер.

Он направился было в ванную, на ходу снимая пиджак и развязывая галстук.

Лэрри вернулся из кухни, держа в руках поднос с бутылками, бокалами и чашкой с кубиками льда. Он не взглянул на Луизу.

—      Что это? — спросила она, потянувшись к бумагам, которые остались на кушетке.

Мужчины остановились. Лэрри поставил поднос.

—      Это мое, — ответил Спенсер. — Мои деловые бумаги.

Он прошел в спальню. Шторы были опущены, и в комнате царил полумрак. Спенсер сел на кровать.

Вошла Луиза. Она посмотрела на него.

—      С тобой что-то случилось. В чем дело и почему тебе смешно?

Он покачал головой.

—      Нет, ничего. Я в хорошем настроении, вот и все.

—      Ты влюблен?

—      Конечно, — ответил он. — Конечно, я влюблен. В Джин — разве ты забыла?

—      Ах, да, да, — ответила Луиза.

Быстро, прежде чем он успел остановить ее, она опустилась на колени и принялась развязывать шнурки его ботинок.

—      Не нужно, — сказал он, схватив ее за руки.

Она не встала, а только подняла голову, и внезапно ее глаза стали очень серьезными, а губы дрогнули. Светлые волосы казались темными на фоне белого платья. На мгновение наступила тишина. Спенсер выпустил ее