Я снял вратарские перчатки и потянулся к котенку.

Подгузник швырнул котенком в меня:

– Она тепель твоя!

Я машинально поймал котенка.

– Твоя! – Подгузник захохотал и помчался прочь, к деревне. – Твоя!

Котенок был холодный и окоченевший, как упаковка мяса из холодильника. Я только теперь понял, что он дохлый. Я уронил котенка. Он стукнулся об землю.

– Кто насёл – белёт себе! – завопил Подгузник и затих вдали.

Двумя палочками я поднял котенка и перекинул его в заросли первых подснежников, рискнувших пробиться наверх.

Он был такой неподвижный и полный достоинства. Наверно, замерз прошлой ночью.

Мертвые существа показывают нам, какими и мы станем когда-нибудь.

Я думал, что на замерзшем озере не будет ни души, и так и оказалось. По телевизору в это время шел «Супермен-2». Я уже видел его в кинотеатре в Мальверне года три назад, когда мы туда ходили на день рождения Нила Броуза. Фильм неплохой, но замерзшее озеро в моем личном распоряжении – это гораздо круче. Кларк Кент отдал свою суперсилу ради того, чтобы иметь половые сношения с Лоис Лейн на сверкающей постели. Кто согласится на такой дурацкий обмен? Ведь он умел летать! Отражал ядерные боеголовки в космос! Поворачивал время вспять, крутя Землю в обратную сторону! Не может быть, чтобы половое сношение всего этого стоило.

Я сел на пустую скамью и съел кусок ямайской имбирной коврижки, а потом вышел на лед. Конечно, когда никто не смотрел, я не упал ни разу. Я кружился и кружился, закладывая виражи против часовой стрелки, словно камень, привязанный на веревку. Нависшие над озером деревья скрюченными пальцами тянулись к моей голове. Грачи кр-кр-кричали, как старики, которые забыли, зачем пошли на второй этаж.

Это вроде транса.

День уже кончился, и небо начало превращаться в открытый космос, когда я заметил на льду другого мальчика. Он катался с той же скоростью, что и я, и по моей траектории, но все время держался на противоположном от меня конце озера. Когда я был на двенадцати часах, он был на шести. Когда я добирался до одиннадцати, он оказывался на пяти, и так далее, всегда в самой дальней точке. Я решил, что это может быть Ник Юэн: он был такой, приземистый. Но странное дело, стоило мне вглядеться в этого мальчишку больше чем на секунду, и его съедали какие-то темные пятна. В первые несколько раз я решил, что он ушел домой. Но стоило мне сделать полкруга по озеру, как он возникал снова. Я его видел краем глаза. Один раз я покатил напрямую через озеро, чтобы его перехватить, но он исчез, не успел я добраться и до острова в середине. Когда я вернулся на орбиту, идущую по окружности озера, мальчик опять появился.

«Беги домой! – кричал у меня в голове Глист. – Что, если он – привидение?»

Мой Нерожденный Близнец терпеть не может Глиста. «Что, если он – привидение?»

– Ник? – крикнул я. Голос прозвучал как будто в комнате. – Ник Юэн?

Мальчик продолжал катиться.

– Ральф Бредон? – крикнул я.

Ответ долетел до меня только через полный оборот по орбите:

«Мальчишка мясника».

Если бы врач сказал мне, что мальчик на озере – моя выдумка, а его слова прозвучали только у меня в голове, я бы не стал спорить. Если бы Джулия сказала мне, что я сам себя убедил в присутствии Ральфа Бредона, чтобы счесть себя особенным, я бы не стал спорить. Если бы какой-нибудь мистик сказал мне, что в один конкретный момент в одной конкретной точке пространства может, как антенна, принимать слабые сигналы от уже не существующих людей, я бы не стал спорить.

– Каково там? – крикнул я. – Холодно, наверно?

Ответ долетел до меня только через еще один оборот по орбите:

«К холоду привыкаешь».

Может, дети, утонувшие в озере за многие годы, сердятся, что я бегаю у них по крыше? Может, они хотят, чтобы к ним попадали все новые дети? Для компании? Может, они завидуют живущим? Даже мне?

Я крикнул:

– Ты можешь мне показать? Показать, каково там?

В небесное озеро вплыла луна.

Мы сделали один оборот по орбите.

Призрачный мальчишка был все еще тут – он несся по льду, пригибаясь, совсем как я.

Мы сделали еще один оборот по орбите.

Сова или что-то такое пропорхнуло низко надо льдом.

– Эй! – крикнул я. – Ты меня слышал? Я хотел узнать, каково…

Лед смахнул меня с ног. Хаотическую долю секунды я висел в воздухе на совершенно неправдоподобной высоте. Как Брюс Ли в каратешном ударе – вот так высоко. Я знал, что мягкой посадки не выйдет, но все равно не ожидал, что будет так больно. Трещина пробежала по всему телу, от щиколотки до челюсти, до костяшек пальцев, как ледяной кубик, брошенный в теплый лимонад. Нет, больше, чем ледяной кубик. Зеркало, брошенное на землю с высоты «Скайлэба». И место, где оно ударилось о землю, распавшись на кинжалы, шипы и невидимые занозы, – это и была моя щиколотка.

Я завертелся на льду и остановился, дрожа, у берега.

Несколько секунд я только и мог, что лежать, купаясь в сверхъестественной боли. Даже Великанский Стог на моем месте заскулил бы.

– С-с-сука! – выдохнул я, чтобы не заплакать. – Сука, сука, сука!

Сквозь острые, как кремневые осколки, деревья едва доносился слабый шум с шоссе, но мне туда было не добрести. Я попробовал встать, но плюхнулся на задницу, морщась от нового приступа боли. Я не мог двинуться. Если я здесь останусь, то умру от воспаления легких. Я не знал, что делать.

– Опять ты, – вздохнула кислая бабка. – Мы так и думали, что ты скоро опять заявишься.

– Мне больно. – Голос меня не слушался. – Я повредил ногу.

– Вижу.

– Так больно, что я сейчас умру.

– Да уж наверно.

– Можно я только позвоню от вас папе, чтобы он меня забрал?

– Мы не любим телефонов.

– А вы не могли бы сходить и позвать кого-нибудь? Пожалуйста!

– Мы никогда не выходим из дому. Ночью-то. Здесь-то.

– Пожалуйста! – Боль накрывала и трясла меня, как будто я был под водой, и голос вышел громкий, как электрогитара. – Я не могу идти.

– Я понимаю в костях и суставах. Зайди-ка в дом.

В доме было холоднее, чем снаружи. У меня за спиной скользнула на место задвижка и повернулась ручка замка.

– Пошел-пошел, – произнес голос кислой бабки, – пошел вперед, в гостиную. Я приду сразу, как приготовлю, чем тебя лечить. Но что бы ты там ни делал, веди себя тихо. Ты очень пожалеешь, если разбудишь моего брата.

– Хорошо… – отвел я взгляд. – Где у вас гостиная?

Но в темноте зашаркало, и кислая бабка исчезла.