Эллис пожал плечами.

– Из него в любом случае никто не вытянет важной информации. Он глубоко предан своей профессии. Самое главное – нам удалось, так сказать, изъять его из обращения, пресечь дальнейшую деятельность. Теперь им потребуется года два, чтобы найти замену, а новому «Борису» наладить сеть контактов. А значит – мы значительно затруднили и замедлили их работу здесь.

– Держу пари, ты прав. И это сенсационный результат.

– Корсиканца зовут Пепе Гоцци. Он нелегально торгует оружием, – продолжал Эллис. – Это он поставлял снаряжение почти для всех террористических актов во Франции и многих других странах, совершенных за последние два года. Вот его следует основательно допросить. Попросите французских сыщиков побеседовать в Марселе с его отцом Меме Гоцци. Могу заранее предсказать: вы обнаружите, что старику никогда не нравилось, что члены его семьи занимались преступлениями на политической почве. Предложите ему сделку. Иммунитет для Пепе, если сынок даст показания против политических террористов, которых он снабжал своим товаром, а вы не тронете обычных уголовников. Меме на это подпишется, поскольку не посчитает, что предает своих друзей. А если согласится Меме, Пепе его послушается. У французских прокуроров работы хватит на годы вперед.

– Невероятно! – Билл действительно выглядел пораженным. – Всего лишь за день ты сумел помочь схватить, вероятно, двух самых крупных организаторов террористических актов в мире!

– За один день? – усмехнулся Эллис. – На это ушел год.

– Но он того стоил.

– Молодого турка зовут Рахми Коскун, – сказал Эллис. Он торопился, потому что был кое-кто еще, кому ему не терпелось поведать все это. – Рахми и его группа в ответе за поджог представительства «Турецких авиалиний» пару месяцев назад. Они же убили чуть ранее атташе посольства Турции. Если схватите всю группу, уверен, что улик против них соберете предостаточно.

– Или французская полиция убедит их признать свою вину.

– Верно. Дай мне карандаш. Я составлю для тебя список имен и адресов.

– Не гони лошадей, – сказал Билл. – Нам предстоит получить у тебя детальную информацию, когда доберемся до нашего посольства.

– Я не собираюсь сейчас ехать в посольство.

– Джон, не надо нарушать протокол и все портить.

– Я дам тебе нужные имена, и ты будешь располагать всей необходимой информацией, даже если позже сегодня я попаду под колеса машины бешеного французского таксиста. Если же выживу, встречусь с тобой завтра утром и доложу более детально.

– Но зачем ждать до завтра?

– На сегодня у меня назначен обед и свидание.

Билл разочарованно закатил глаза.

– Что ж, вероятно, мы в большом долгу перед тобой, чтобы разрешить некоторые вольности, – неохотно признал он.

– Я тоже так считаю.

– С кем же у тебя свидание?

– С Джейн Ламберт. Ты сам назвал мне ее в числе прочих имен, когда изначально готовил к выполнению задания.

– Помню. Я еще сказал тебе тогда, что если сможешь втереться к ней в доверие, стать ей другом, она познакомит тебя с каждым свихнувшимся леваком, арабским террористом, подражателем Баадера-Майнхоф[1] и поэтом-авангардистом Парижа.

– Так все и случилось, если не считать того, что я влюбился в нее.

Билл сразу стал похож на банкира из Коннектикута, которому сообщили, что его сын собирается жениться на дочери чернокожего миллионера: то есть не знал, радоваться ему или огорчаться.

– Гм. Какая же она на самом деле?

– Она отнюдь не сумасшедшая, хотя у нее много совершенно безумных друзей. Что я могу тебе сказать? Она красива, как фотомодель, чертовски умна и упряма, как ослица. Словом, восхитительна. Она – та женщина, какую я искал всю свою жизнь.

– По крайней мере, становится понятно, почему ты предпочитаешь отпраздновать победу с ней, а не со мной. Что вы собираетесь делать?

Эллис улыбнулся.

– Я откупорю бутылку вина, пожарю пару бифштексов, расскажу ей наконец, что зарабатываю свой хлеб охотой на террористов, а потом предложу выйти за меня замуж.

Жан-Пьер склонился через стол в кафетерии и устремил на сидевшую перед ним брюнетку полный сочувствия взгляд.

– Думаю, мне понятны твои чувства, – сказал он с теплотой в голосе. – Помню, какую глубокую депрессию переживал сам к концу первого года учебы на медицинском факультете. Ощущение создавалось такое, что тебе дали больше информации, чем способен усвоить мозг обыкновенного человека, и ты не знал, как справиться с ней, когда наступит время экзаменов.

– Это очень точно замечено. Как раз про меня, – сказала она, энергично кивая.

Девушка готова была разрыдаться.

– Но признак хороший, – ободрил ее собеседник. – Я хочу сказать, что ты одна из лучших на курсе. А именно тот, кто совсем не волнуется, в результате провалится.

Ее карие глаза теперь увлажнились от благодарности к нему.

– Ты действительно так считаешь?

– Я в этом твердо уверен.

Она посмотрела на него с обожанием. Ты скорее съела бы сейчас меня самого, а не свой обед, верно? – подумал он. Она чуть подвинулась на стуле, и воротник ее свитера неожиданно распахнулся, приоткрыв верхние кружева на ее бюстгальтере. На мгновение Жан-Пьер почувствовал проблеск вожделения. В восточном крыле больницы располагалась бельевая кладовка, куда никто не заглядывал после половины десятого утра. И Жан-Пьер уже не раз пользовался этим. Дверь можно было запереть изнутри и завалиться на мягкую груду чистых простыней…

Брюнетка вздохнула, подцепила вилкой кусочек мяса, сунула в рот и принялась пережевывать. Жан-Пьер сразу потерял к ней всякий интерес. Он терпеть не мог наблюдать, как другие едят. И вообще он сейчас устроил себе своего рода разминку для мускулов, чтобы проверить, способен ли по-прежнему соблазнить почти любую девицу: но доводить дело до конца не входило в его планы. Она была хорошенькая, с вьющимися волосами и с теплым оттенком кожи уроженки побережья Средиземного моря. Стройная фигурка, роскошное тело. Но в последнее время у Жан-Пьера совершенно пропало желание одерживать легкие победы над слабым полом. Единственной девушкой, по-настоящему интересовавшей его, была Джейн Ламберт, но она не позволяла ему даже поцеловать себя.

Он отвел взгляд от брюнетки и рассеянно оглядел зал больничного кафетерия. И не увидел ни одного знакомого лица. Заведение почти пустовало. Он решил пообедать пораньше, поскольку ему досталась в тот день утренняя смена.