пускай и неэффективно, но вряд ли такого раба отошлют далеко, побоятся, что выйду из-под контроля, а вот если сделать больно Янке. Наори даже блокатор не понадобится, я буду бояться пошевелиться и сделаю все. Люди это наверняка запомнили.

Что это было, я не понял. Сегодня испытывали воздействие звука. И в один момент мне стало больно. Так больно, как не было никогда. Голову будто сдавил лапищами черт. Из ушей только что кровь не шла, а остальное тело словно засунули между двумя валунами и долго терли их друг о друга. Прибор выключили, но еще какое-то время я висел, не в силах пошевелится или хотя бы вдохнуть. Внутренние органы отзывались такой какофонией ощущений, что боялся — меня вывернет наизнанку. Слух и зрение сбоили, как и остальные чувства. Размытые белые кляксы плясали перед глазами, что-то невнятно жужжа.

Чувства медленно стали приходить в порядок. Постепенно дошло и осознание, что эти кляксы — палачи, и жужжали они не невнятно, а вполне конкретно об успехе и состоянии подопытного, то есть меня.

— Отлично! — старик оттянул мне веко, посветив фонарем в глаз. Свет отдавался в черепе отголосками недавней боли. — Сейчас придет в себя, повторим, и запишите данные в момент воздействия.

Он скрылся, зайдя мне куда-то за спину.

— Как чувствуешь себя, кровосос? — опять любитель чеснока. Влез в узкое пятно того, что могли видеть мои глаза, и скалился в ухмылке.

— Иди к черту! — бедный голос, только стал приходить в норму, а тут такое.

Толстяк ухмыльнулся и скомандовал кому-то невидимому:

— Включай.

Я хотел заорать, но горло перехватило спазмом. Тело выгнуло дугой, все мышцы напряглись до предела, а некоторые этот предел перешагнули. Острая, точечная боль отлично показывала, как они рвутся.

Когда закончили от перворожденного, которым я должен быть, осталась лишь пустая оболочка. Каждая клеточка в теле переливалась всеми оттенками боли. Не могу даже сказать, сколько времени продлилась пытка.

В этот раз приходил в себя гораздо дольше. Почти уничтоженное зрение восстанавливалось как после полного повреждения глаза: были в моей жизни и такие случаи. Мышцы, словно после удара мечом, отрезали конечности от управления. При этом ощущалась каждая из них, сотнями отдельных кинжалов, впивающихся в тело. Безжизненной тряпкой я висел на ремнях, не в силах пошевелить даже пальцем.

— Вы что-то хотели мне сообщить?

Ворвался в мозг очень знакомый голос. Печально знакомый. Поднять голову, чтобы разглядеть, тот ли это человек я еще не мог. Лишь напрягал беспомощно то, что еще недавно было шеей.

— Да, сэр. Мы нашли способ воздействия на вампира. Но есть одна проблема, он слишком долго приходит в себя. — Заблеял лысый старикан. Этот мерзкий голос не спутаешь ни с чьим.

— Насколько долго? — деловито уточнил новоприбывший.

— Длительность воздействия была пятнадцать секунд, а висит он уже двадцать минут.

— Плохо. Найдите оптимальное время, он должен приходить в себя максимум через минуту, мне нужен не труп, а боец.

Голос материализовал себя, подхватив мою голову за подбородок и подняв, заставляя глядеть себе в лицо.

— Привет, вампир! — весело поздоровался Раян Наори.

Дернувшись, попытался схватить этого ублюдка, свернуть ему шею или, лучше, оторвать голову напрочь, но не смог даже убрать свою голову из его пальцев.

— Я тоже рад тебя видеть! — рассмеялся человек, разгадав все мои желания. — Тебя долго не было, как видишь, мы немного улучшили наш институт, нашли новых друзей, вот и тебя вернули! — весело рассказывал он, отпустив наконец мою голову. — Твоя помощь нам очень нужна! Но сейчас я должен идти, поговорим с тобой немного позже, когда уважаемый профессор Ганс Овенбур сделает тебя более восприимчивым к чужим просьбам.

И судя по звуку, он направился на выход, но уже в дверях обернувшись, бросил:

— Я жду результатов, профессор!

То, что дожило до вечера, нельзя было назвать вампиром, да и вообще разумным существом. Жажда накатила уже к середине пытки, сметая самообладание несущейся с горы лавиной, а к концу я думал только о еде. Белые халаты словно чувствовали мое состояние, не подходили близко. Им очень повезло, что я к тому же не мог встать. Да, черт побери, не то что встать, я и говорить-то не мог. Тело ощущалось кандалами, сковавшими метущуюся душу. Мысленно я убил каждого в лаборатории, а на самом деле едва смог перекатиться на бок со спины.

Злые голоса людей перемежались болезненными ударами. Но даже такой стимул не помог справиться с телом. Похоже, кто-то все же сообразил, что происходит. В глотку потекла так необходимая влага. Сделав несколько глотков, почувствовал наконец измученное тело. Вцепился в пузырь словно животное, заставив отскочить кого-то из лаборантов, державших его до этого, и глотал кровь как обезумевший.

— Уберите эту тварь отсюда! — истерично взвизгнул лысый, обратив на себя внимание.

Что мной тогда руководило, на что надеялся — не знаю, но в безумном порыве бросился на человека… и свалился неподвижный, всего-навсего обозначив свое к нему отношение и получив помимо пыток с десяток ударов.

— Поздно дергаться, кровосос! — со смешком сообщил мне вояка-охранник.

Да, теперь уже поздно. Раньше думать надо было, Найт, раньше, когда тебя об этом просили.

Глава 3

Я хотел прогнать Янку? Да я едва смог дождаться, когда она придет, вновь ощущая себя птенцом, с единственной мыслью — еда. Лиса поняла все, как только зашла, закрыв за собой дверь, и обернулась ко мне. Изменилась в лице, глаза округлила, и выражение в них было такое, словно перед ней калека. Веселое должно быть зрелище. Молча, даже не здороваясь, подошла, на ходу засучивая рукав, села мне на колени, протянув руку. А я? Я, прижав девушку крепко-крепко, вонзил клыки в тонкую кожу, ощущая безумную благодарность к этой маленькой лисичке, позволившей мне жить.

— Прости! — я едва смог заставить себя оторваться. Лизнул ранки и, не поднимая взгляда, зарылся в пушистые волосы. Забавно, но на ощупь они как лисий мех.

— Тебе очень плохо? — Янка гладила меня по голове как маленького, а я был рад и не хотел сопротивляться.

— Они нашли способ