два крейсера, они легко расправились бы с нашим «Корейцем», встав поперек фарватера, но такой сворой им в узости фарватера негде разойтись.

Не спускавший с японцев глаз, старший офицер, словно последние секунды жизни, отсчитывал кабельтовы. И вот когда до головных крейсера и миноносца осталось не более полутора миль, обе кильватерные колонные начали отклоняться в стороны, полностью перекрывая «Корейцу» возможность обойти их стороной и вынуждая пройти между. При этом были нарушены все правила входа в порт, но в связи с началом войны, составленные для мирного времени правила мало кого могло интересовать.

— Полюбопытствуйте, Анатолий Николаевич, у них все орудия расчехлены и направлены на траверзы. Да и, насколько я могу разглядеть, обслуга стоит у орудий, — обратился к старшему офицеру Беляев. — Точно вам говорю, хотят дождаться, когда мы окажемся в каком-нибудь кабельтове или двух от них, и накроют нас бортовым залпом. А с такой дистанции промахнуться будет трудно.

— Так, может, не стоит доводить до подобного исхода? Если уж нам суждено вступить в бой, давайте вступим в него так, как это будет удобно нам. Снизим ход до малого, поравняемся с головным крейсером. Если я не ошибаюсь, то им является столь знакомая нам «Чиода». Да и спровоцируем японцев на открытие огня. Уж с этим-то небольшим кораблем мы сможем сохранять паритет сил, пока не вернемся обратно в территориальные воды Кореи.

— К сожалению, мы не имеем на это права.

— Это еще почему?

— А вы обратите внимание на третий мателот в правой колонне. Это явно один из японских башенных броненосных крейсеров. Палач, которого пригнали по душу «Памяти Азова». Не будь его, и действительно можно было повернуть назад, после чего вступить в бой со всей японской эскадрой на пару с нашим крейсером. Одержать верх мы бы вряд ли смогли, но дать достойный отпор было бы по силам. Однако, наличие этого, по сути, броненосца 3-го класса ставит крест на любой попытке прорыва. — о возможной встрече с «Асамой» Лушков уже после окончания общего совещания офицеров предупредил только его, попросив попытать счастья в нанесении максимально возможных повреждений именно сильнейшему кораблю японского отряда. Сделано это было для того, чтобы заранее не вызывать у людей чувства безысходности. Ведь только ему и Рудневу дополнительно было донесено, по какой причине, зная о неминуемом нападении, их корабли оставили в этом порту. И почему им не было дозволено покинуть порт еще вчера, как только стало известно о начале войны. — Но если нам повезет поразить его самоходной миной, да вдобавок нанести достаточные повреждения артиллерийским огнем, то шансы «Памяти Азова» в противостоянии с оставшимися японскими кораблями возрастут многократно. Вы так не считаете?

— Вынужден полностью с вами согласиться, Григорий Павлович, — признал правоту командира Засухин. — Значит, будем прикидываться ничего не ведающими простачками?

— Да, Анатолий Николаевич. Ничего иного не остается. Либо нам повезет, и мы успеем выполнить свой долг с максимальной пользой для отечества, либо японцы накроют нас полноценным бортовым залпом разом нескольких крейсеров, и тогда нам с вами уже не удастся пожалеть о чем-либо. Главное, чтобы никто не сорвался раньше времени. Ни мы, ни они.

В 16:29 «Кореец» прошел по траверзу «Чиоды» и в целях усыпления бдительности японцев на верхней палубе был выставлен караул для отдачи чести флагу японского контр-адмирала, что находился на флагмане 4-го отряда крейсеров «Наниве» возглавлявшей замыкающую тройку крейсерской колонны, в центре которой шли транспорты с десантом. Но стоило канонерке поравняться с шедшим вторым «Такачихо», как у командира броненосной «Асамы» сдали нервы, и он приказал перекрыть путь русскому кораблю, тем самым прикрывая своим бортом шедшие следом транспорты. Все же, не смотря на показное бахвальство солдат, моряков и офицеров, война с одной из ведущих стран мира внушала изрядную долю страха в души воинов микадо, что приводило к излишней осторожности и перестраховкам. Одним из подобных шагов как раз и был приказ капитана 1-го ранга Ясиро Рокуро. Сам того не подозревая, он сыграл на руку своему русскому визави. Выведя крейсер поперек и так весьма неширокого фарватера, командир «Асамы» фактически подставил борт корабля под огонь наиболее тяжелого вооружения русской канонерской лодки, одновременно сильно ограничивая себя в маневре. Именно в этот момент Беляев пожалел, что приказал зарядить и подать к орудиям фугасные, а не бронебойные снаряды. Ведь, выдвигаясь навстречу противнику, он и предположить не мог, что судьба подарит ему шанс вывести из игры наиболее опасный из пришедших по их души японских кораблей. Но менять что-либо было уже поздно, и оставалось уповать на то, что тяжелые 203-мм снаряды смогут нанести броненосному крейсеру достаточные повреждения, чтобы выбить его из строя. Все же расстояние между ними не превышало трех кабельтовых и продолжало активно сокращаться, благо «Кореец» уже шел со скоростью 11 узлов.

— Вот мы и дождались, господа. — тихо произнес Беляев, наблюдая за эволюциями кораблей противника — миноносцы тоже не остались безучастны и головной уже уходил в циркуляцию лево на борт с целью сближения с русской канонеркой, после чего перекрестился и прокричал, — Держать курс прямо в борт японского крейсера! Машинное, дайте полный ход! Александр Иванович, как окажемся в полутора кабельтов от «Асамы», пускайте мину.

— Мина по левому борту! — неожиданный крик одного из сигнальщиков заставил капитана 2-го ранга прерваться на несколько секунд, чтобы бросить быстрый взгляд в сторону приближающегося к борту его корабля пенного следа. По всей видимости, у командира шедшего третьим в строю миноносца не выдержали нервы.

— Держать курс! — тут же взревел на было дернувшегося рулевого Беляев и, удостоверившись, что матрос более не помышляет о самодеятельности, поспешил прокричать в переговорную трубу, — Машинное, полный вперед! Самый полный вперед! На нас идет мина, так что выжмите из машин все, на что они способны и даже больше! — Утерев выступивший на лоб пот, он кинул еще один взгляд на хорошо различимый бурунный след, после чего едва слышно произнес, — А вот теперь обратного пути точно нет. — скорее даже обрадовался идущей прямо на них подводной смерти Беляев, ведь она давала столь необходимое оправдание его будущим приказам, являясь тем самым первым выстрелом, пусть и сделанным не из артиллерийского орудия. — Павел Гаврилович, открывайте огонь по «Асаме» и постарайтесь засадить ей в борт столь много снарядов, насколько это только возможно! — с трудом заставив себя проигнорировать мысли о возможном скором поражении миной, Григорий Павлович продолжил отдавать приказы, нацеленные на выбивание главной ударной силы противника.

— Огонь! — едва не лопнув от нетерпения и нервного перенапряжения, прорычал Степанов и только когда рык восьмидюймовок