– Неужели башней никто не руководит?

– Внутри дела обстоят чуть лучше, а выше – еще лучше. Во многих кольцевых уделах те или иные силы взяли на себя обеспечение законности.

Женщина с синяками под глазами с нависшими веками, изучавшая стену, начала читать что-то поверх головы Сенлина, словно его тут вовсе не было. Ему пришлось проползти мимо нее, чтобы снова встать ровно. Лицо у незнакомки было каменное, словно загипнотизированное. Но жалость к ней быстро переросла в решимость и желание действовать. Надо освободиться от ступора, охватившего его в миг, когда исчезла Мария. Сенлин провел последние дни, бегая по окрестностям без разбора, что было на него не похоже. Он с самого начала не отнесся к ситуации с должной серьезностью, а потом позволил панике руководить собой. Если он хочет найти Марию, надо положиться на здравый смысл, на способность наблюдать и анализировать. Он не так беспомощен, как эта несчастная, что тратит впустую отпущенное время, штудируя свиток обреченных. Он наделен умом. Отвага придет. Пока что ему следует поразмыслить.

Как могла повести себя Мария, справившись с первоначальным потрясением? Без обратного билета она была вынуждена блуждать по болоту торговцев и воров. Она должна была разыскать более надежное убежище. Она не лишена ресурсов: у нее припрятана в поясе некоторая сумма денег – не слишком много, но достаточно, чтобы на какое-то время обеспечить себе проживание и пропитание. На Рынке нет постоянных гостиниц, и он сомневался, что она могла снять палатку на ночь. Значит, логично предположить, что она отправилась в башню, помня об их предполагаемом маршруте и о том, что они собирались остановиться на третьем уровне, в Купальнях. Они не выбрали конкретный отель, потому что забронировать номер из такого далекого городишки, как Исо, невозможно, однако она должна была без проблем подыскать для себя комнату. Что она сказала перед расставанием? «Встретимся на вершине башни». Разве Купальни не были их вершиной? Разве это не предел их возможностей? Заверения Адама в том, что с законом и порядком там получше, придали этой идее убедительности.

На самом деле он мог сделать лишь одно – отправиться следом за женой и догнать ее.

– Мистер Борей, судя по всему, вы знакомы с Рынком. А насколько хорошо вы знаете кольцевые уделы башни?

– Нижние четыре я как следует изучил.

– Это все, что мне нужно. Вы не хотите поделиться со мной опытом на протяжении одного-двух дней? Я возмещу потраченное время.

– Должен признаться, такая работа мне не помешает.

– Можете начать прямо сейчас?

– Одну секундочку, – сказал Борей и развернул ослепительно-белый листок бумаги.

Пока он цеплял записку к стене, Сенлин не удержался и прочитал написанное четкими печатными буквами: «Волета, спасение близко. Адам». Борей заметил его взгляд и ответил с ироничной ухмылкой:

– Такая вот суеверная привычка.

Сенлин попытался скрыть снисхождение в улыбке, но он не мог не думать об увиденном как о потакании слабости, самовнушении, которые Борей принимал за надежду. Сенлин приготовился изречь несколько замечаний о достоинствах прагматизма, но его прервали далекие разноголосые крики. Они разносились словно зараза, превращаясь в хор. Сенлин повернулся вовремя, чтобы увидеть нечто размытое, падающее, большое, как сарай. Оно рухнуло на плотно сбитую землю с ужасающим грохотом.

Облако красной пыли нахлынуло так быстро, что они в нем утонули. Сенлин успел прикрыть лицо ладонью за долю секунды до того, как на него посыпались щепки и камешки. Шальной обломок пролетел сквозь растопыренные пальцы и оцарапал щеку. От внезапной боли Сенлин хлопнул себя по лицу. Повсюду со стуком ударялся и отскакивал мусор, кусая кожу и осыпая башню. Земля сотряслась от глухих ударов, как будто рядом падали метеоры.

Когда Сенлин осмелился приоткрыть глаза, он увидел клубящуюся красную пыль, в которой ничего нельзя было разглядеть дальше вытянутой руки. Пыль на пальцах быстро превращалась в грязь. Миг спустя поток мусора сменил курс. Вместо того чтобы лететь сбоку, он сухим дождем посыпался на плечи и головы.

Адам, кашляя и уткнувшись лицом в сгиб локтя, вынырнул из темного облака рядом с Сенлином, сбитый с толку, но не раненый. Сенлин натянул лацкан вельветового пиджака на рот и нос и попытался вдохнуть воздух посреди простирающейся вокруг пыльной завесы. Первоначальные потрясенные крики, ненадолго приглушенные грохотом, зазвучали снова. Их тональность изменилась. Испуг и изумление исчезли, им на смену пришли возбуждение, нетерпение… восторг. Легкий ветерок унес красное облако прочь, открыв место крушения – всего-то на расстоянии брошенного камня от Сенлина и Адама.

Бо́льшую часть обломков прикрывали запутавшиеся в них куски шелка, которые вздымались, словно паутина на ветру. По мере того как воздух все больше прояснялся, Сенлин замечал конечности и тела среди руин: вялая кисть, свисающая со сломанного запястья, неестественно согнутое колено вывернутой ноги, похожий на сломанную книгу мужчина с затылком между пятками. Отдельные глухие удары, которые он слышал, были не падающими звездами, но кувыркающимися, обреченными воздухоплавателями.

Больше всего на свете Сенлин любил теплый очаг, согревающий ноги, и хорошую книгу, чтобы погрузиться в нее без остатка. Пока от вечернего шторма дрожали ставни и стакан портвейна грелся в руке, Сенлин читал до поздней ночи. Особенное наслаждение приносили старые истории, эпические сказания, в которых герои выполняли невозможные и благородные миссии, по пути сталкиваясь с опасностями и проявляя фаталистическую отвагу. Часто в дороге люди погибали, их убивали жестоким и противоестественным образом; их пронзали военными машинами, затаптывали лошадьми или расчленяли бессердечные враги. Смерти были пафосными и лиричными и всегда, всегда более романтичными, чем на самом деле. Смерть в книге выглядела не точкой. Она была многоточием.

В сцене, что развернулась перед ним, романтика отсутствовала напрочь. Как и многоточия. Трупы лежали на земле, подобные сломанным восклицательным знакам.

Это был воздушный корабль. Изломанные мертвецы – его команда. Кто или что привело к крушению, Сенлин не мог даже предполагать, но он знал совершенно точно: всего лишь несколько минут назад изящная летающая машина порхала в синеве небес.

Пока на него снисходило отвратительное озарение, обитатели Рынка хлынули к обломкам. Дородные торговцы и чопорные солдаты рылись в недрах треснувшего корпуса, переворачивая то, что осталось от ящиков и прочего груза. Хорошо одетые мужчины в вычищенных котелках и женщины в праздничных шляпках не сильно отстали, привлеченные на Окаёмку перспективой получить что-нибудь задарма. Крики, которые слышал Сенлин, были не криками о помощи или скорбными воплями, а заявлениями: «Мое! Я увидел первым! Я схватил раньше!» Они ободрали руины корабля, как крабы очищают кости рыбы, выброшенной на берег. Кто-то убегал, прижимая к груди шелка, нижнюю половину бочонка с зерном, бухту каната, железное ядро, гнутую латунную обезьянку, пару сапог с отворотами. Потом пришли люди с ломами и унесли планки, перила, крышки люков и даже одно чудесным образом сохранившееся витражное окно.