Шрифт:
Интервал:
Закладка:
У Энди имелась история об этой собаке, немецкой овчарке по кличке Радар, как у парня из «Госпиталя МЭШ». Мы все слышали собаку (не зная, что Радар – она), и видели только мельком, но Энди был единственным, кто столкнулся с ней нос к носу. Сказал, что как-то раз остановил свой велик, потому что почтовый ящик мистера Боудича был открыт и так сильно набит всякой ненужной макулатурой, что часть её выпала на тротуар и разлетелась по сторонам.
– Я собрал весь этот мусор и запихал его обратно к остальному мусору, – сказал Энди. – Я просто хотел оказать услугу, мать его. Вдруг я слышу рычание и лай, похожий на ЙЯББА-ЙЯББА-РОУ-РОУ, поднимаю глаза и тут появляется этот блядский пёс, который весит не меньше ста двадцати фунтов9, все зубы в слюнях, с красными, блядь, глазами.
– Конечно, – сказал Берти. – Собака-монстр. Как Куджо в том фильме. Тоооочно.
– Так и было, – сказал Энди. – Богом клянусь. Если бы старикан не крикнул на него, пёс бы пролетел прямо сквозь калитку. Настолько древнюю, что ей не помешала бы «Медикур».
– «Медикэр»10, – сказал я.
– Без разницы. Но старик вышел на крыльцо и крикнул: «Радар, лежать!», пёс упал прямо на брюхо. Только он не переставал смотреть на меня и рычать. Потом дед подходит – и пёс подходит. «Что ты там делаешь мальчик? Ты воруешь мою почту?» Я говорю: «Нет, сэр, она выпала, и я всё собрал. Ваш почтовый ящик переполнен, сэр». Он подходит – пёс следом. «Я сам позабочусь о своём почтовом ящике, проваливай отсюда». Что я и сделал. – Энди покачал головой. – Этот пёс разорвал бы мне глотку. Я знаю.
Я был уверен, что Энди преувеличивает, есть у него такая привычка, но в тот вечер я спросил отца о мистере Боудиче. Папа сказал, он мало что знает о нём, только то, что тот слыл вечным холостяком и жил в этой развалине ещё до папиного появления на Сикамор-Стрит двадцать пять лет назад.
– Твой друг Энди не единственный, на кого он накричал, – сказал папа. – Боудич известен своим отвратительным характером и своей не менее отвратительной овчаркой. Городской совет был бы рад его смерти, чтобы снести дом, но пока что он с нами. Я разговариваю с ним, когда вижусь – что случается редко – и он кажется вполне культурным, но я-то взрослый. У некоторых пожилых людей аллергия на детей. Мой тебе совет, Чарли: держись от него подальше.
Что было не трудно до того дня в апреле 2013-го. О котором я сейчас вам расскажу.
12
По пути домой после бейсбольной тренировки я остановился на углу Пайн и Сикамор, снял левую руку с руля велосипеда и встряхнул её. Рука всё ещё была покрасневшей и пульсировала после дневных тренировок в зале (поле пока было слишком размыто, чтобы играть). Тренер Харкнесс – который учил играть не только в бейсбол, но и в баскетбол – поставил меня на первой базе, пока несколько других парней, пробовавшихся на место питчера, отрабатывали броски. Некоторые из них бросали по-настоящему жёстко. Не скажу, что тренер мстил мне за отказ играть в баскетбол – в прошлом сезоне «Ежи» проиграли со счётом 5-20, – но и не скажу обратного.
Покосившийся и хаотично выстроенный старый викторианский дом мистера Боудича был по правую руку от меня и с этого места казался Психо-домом как никогда. Я взялся за левую ручку руля, готовый снова ехать, когда услышал собачий вой. Он доносился из-за дома. Я представил собаку-монстра, которую описал Энди, с большими зубами и красными глазами над слюнявой челюстью, но это было не ЙЯББА-ЙЯББА-РОУ-РОУ злобного атакующего животного; это звучало скорбно и испуганно. Может быть, даже в отчаянии. Я вспоминал об этом и гадал, не ретроспективный ли это взгляд на прошлое, и решил, что нет. Потом вой повторился. А потом в третий раз, но тише и как бы затухающе, будто животное, издававшее его, решило, какой в этом прок.
Затем гораздо тише, чем предыдущий, раздался новый вопль: «Помогите».
Если бы не эти завывания, я бы спустился с холма к моему дому и выпил стакан молока с печеньем, довольный как тюлень. Что могло бы плохо кончиться для мистера Боудича. Вечерело, тени удлинились и это был чертовски холодный апрель. Мистер Боудич мог пролежать там всю ночь.
Я получил похвалу за его спасение – ещё одну золотую звезду к заявлению в колледж, если я отброшу скромность, как сказал отец, и приложу газетную статью, которая вышла неделей позже, – но это не я заслужил похвалу, не совсем.
Это Радар и её отчаянный вой.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Мистер Боудич. Радар. Вечер в Психо-доме.
1
свернул на Сикамор-Стрит к калитке и прислонил велосипед к покосившемуся штакетнику. Калитка – низкая, едва доходящая мне до пояса, – не открывалась. Заглянув за неё, я увидел засов, такой же ржавый, как калитка, которую он запирал. Я дёрнул за него, но он держался намертво. Собака снова завыла. Я скинул рюкзак, который был набит книгами, и использовал его как подножку. Перелез через калитку, стукнувшись одним коленом о табличку «ОСТОРОЖНО, СОБАКА», а вторым, когда кроссовок зацепился за верх. Я гадал, смогу ли перепрыгнуть обратно на тротуар, если пёс решит наброситься на меня, как на Энди. Мне вспомнилось старое клише о том, что от страха растут крылья, и я надеялся, что не придётся это проверять. Моим спортом были футбол и бейсбол – прыжки в высоту я оставил легкоатлетам.
Я побежал за дом, высокая трава хлестала по штанинам. Не думаю, что я обратил внимание на сарай, не в тот раз, потому что по большей части высматривал пса. Он был