— Что, ноги отнялись?! Подойди, подойди поближе, прояви смелость, пусть на тебя все посмотрят. Хулиганить смелости хватает, а в глаза товарищам посмотреть — страшно?!

Лёнчик подхватывал:

— Хулиганить смелости хватало, всю израсходовал, ничего не осталось?! Найди, будь добр! Посмотри товарищам в глаза! Тебя к товарищам вызвали, не к палачу на эшафот!

Все это вырывалось из него само собой, просилось наружу — не удержать. Он чувствовал, будто кипит внутри, клокочет, как, наверно, клокочет, не может удержать в себе раскаленную лаву вулкан, разрывает запаянное жерло — и извергается.

Он клокотал, извергался и в то же время смотрел на себя как бы со стороны, как бы рядом с ним был он другой, кто оценивал его, поправлял, направлял. Ему нужно было это клокотанье, требовалось это извержение. Он ощущал себя избранным. Отмеченным некою высшей метой. А мету надо было оправдывать. Отрабатывать ее.

Сеничкин была фамилия семиклассника, обсуждавшегося на совете последним.

— Ну-ка, поближе, поближе к столу, — потребовала Галя. — Посмотри своим товарищам в глаза. Давай расскажи им, как от тебя весь класс стонет!

— Что он от меня стонет, — вяло отозвался приблизившийся к столу Сеничкин.

— Ах, ты не знаешь, что стонет! — воскликнула Галя. — Думаешь, прикинешься незнающим, всех тут вокруг пальца обведешь? Не выйдет! Урок не выучил — физику сорвал! Урок не выучил — алгебру сорвал! Двойка по поведению в четверти у тебя наклевывается — ты не знаешь?!

Сеничкин, с подсунутыми под ремень большими пальцами рук, подняв глаза к потолку, ухмыльнулся. И ничего не сказал.

— Он ухмыляется! Нет, поглядите на него! Ворон по сторонам считает! — прокатилась вокруг стола, за которым заседали, быстрая волна голосов.

Лава, клокотавшая внутри Лёнчика, ударила неудержимым огненным фонтаном. Совет длился уже почти два часа, Сеничкин последний, жерло вулкана стало было затягиваться остывающей коркой, но в том, как Сеничкин держал себя, в его поведении было такое, что остывающую корку прорвало в одно мгновение.

— Опусти руки! — яростным голосом проговорил Лёнчик. — Как ты стоишь! Ты не где-нибудь, ты на совете дружины перед товарищами ответ держишь! Посмотри, рубашка у тебя вся взодралась, каков видок! Вытащи руки, заправь рубашку!

Сеничкин, бросив взгляд на Лёнчика, снова ухмыльнулся. Но пальцы из-под ремня он вынул и даже дернул за подол рубахи, поправил ее.

Галя, заметил Лёнчик, смотрела на него с одобрением и благодарностью. Давай так и дальше, хорошо, говорило ее лицо.

Лёнчика охватило воодушевление. Он двинул стулом и, шумно вскочив, вышел из-за стола, встал за стулом, взявшись руками за спинку.

— Ты думаешь, Сеничкин, ты просто урок сорвал? Ты не урок сорвал — ты преступление совершил! Нам партия все условия создала, чтобы мы учились, знаний набирались, чтобы родину потом в надежные руки передать, учеба — это наша работа, наш пятилетний план, а ты, получается, не просто свой, личный план не выполнил, а и другим его выполнить не дал. Все равно как целому цеху на заводе! Вот что ты сделал, Сеничкин! Думаешь, преувеличиваю? Ничего подобного! Это я тебе перспективу рисую. Горький, помнишь, что говорил? От хулиганства до фашизма — один шаг. Сегодня урок сорвал, завтра еще вроде того — и всё, законченный фашист!

Сеничкин слушал его с непроницаемым лицом. Он уже не ухмылялся, не вскидывал на Лёнчика глаза, стоял смотрел в сторону с таким видом — как говорил Лёнчик ему что-то, как не говорил.

— Да что, — поворачиваясь к Гале, воскликнул Лёнчик, — ему хоть кол на голове теши, он ничего не понимает!

Разгоряченно шагнул обратно к столу, звучно двинул стулом и сел на свое место. Он был ужасно разозлен поведением Сеничкина. Он ему столько всего сказал, а тому хоть бы хны!

Галя была солидарна с Лёнчиком:

— Не хочешь, Сеничкин, слушать товарищей? Наплевать тебе на их мнение? Исключение из пионеров заработать решил? Исключим, будешь без галстука ходить!

Сеничкина исключили из пионеров на две недели. Лёнчик шел домой вместе с двумя шестиклассницами, и всю дорогу девочки только о Сеничкине и говорили.

— Да его вообще из пионеров нужно исключить, такого! Я бы на месте Гали вообще его из пионеров! — говорила одна.

— Ой, я бы тоже! Как он стоял, с каким презрением смотрел на всех, ты видела?! — отвечала ей другая.

— Еще бы не видеть, конечно, видела, — восклицала первая. — Как с гуся вода с него всё! Лёнчик вон ему говорит, а он стоит и внимания не обращает!

— Ой, Лёничек, — радостно подхватила ее слова вторая, — ты ему такую головомойку устроил, так здорово наподдавал! Ты прямо в ударе был!

Лёнчику была приятна ее похвала.

— Да-а, чего там, — сказал он небрежно. — С такими только так и нужно. Его вовремя не поправить, какую он пользу стране принесет?

Назавтра утром, в классе, только он пришел и бросил на скамейку портфель и еще не успел расстегнуть замка, чтобы достать учебник с тетрадью, к нему подошли Малахов с Дубровым.

— Ты вчера про Горького говорил — Сеничкина на совете дружины обсуждали? — спросил Малахов.

— Я, — подтвердил Лёнчик, ощутив острый укол удовольствия от того, что о его вчерашнем выступлении на совете дружины уже так широко известно.

— Ну вот тебе, сука, за Сеничкина, — быстро проговорил Малахов и таким же быстрым хлестким движением ударил Лёнчика в скулу.

— Чтоб не выступал больше! — сказал Дубров, и Лёнчика сотрясло от удара в другую скулу.

— Вы что?! — воскликнул он.

Сильнее всякой боли были обида и недоумение. Как можно было встать на сторону Сеничкина, а не его?!

— Будешь, сука, с нашими ребятами так, — сказал Малахов, — получишь еще! Уделаем в задницу!

Они с Дубровым повернулись, прошли по проходу между партами к двери — и исчезли в коридоре.

Лёнчик взялся за ручку портфеля, хотел открыть замок — и оставил портфель. Пролез вдоль скамеек через парты к окнам и встал там в простенке. Он не понимал, зачем сделал так. Он смотрел, как заполняется класс, как в дверь из коридора входят все новые и новые его одноклассники, и ощущал такое одиночество! Словно бы черная воронка кружилась в груди и сосала, всасывала его в себя, превращая в кого-то иного, чем он был прежде.

Прозвенел звонок, и Лёнчик двинулся — навстречу вливающемуся в класс потоку — мимо доски на свое место. Когда он сворачивал к себе в проход, в класс вошла учительница Екатерина Ивановна. Лёнчик было проскользнул мимо нее — она его остановила.

— Что у тебя, Поспелов, случилось? — спросила Екатерина Ивановна. — У тебя все лицо перевернутое.

Лёнчик передернул плечами:

— С чего вы взяли? Ничего у меня не случилось.

* * *