желание тут же окутало ее бедра, теплой волной ударило в колени и живот. Дыхание перехватило, как всегда, когда он был рядом. То, что давало ей силы, вселяло уверенность в своей красоте и манкости, находилось в его умелых сильных руках. Казалось, еще одно прикосновение, еще один поцелуй, и она взорвется на миллион радужных осколков абсолютного счастья.

— Ржевский…

Легкий холодок пробежался по обнаженной коже, от чего желание стало только сильнее, а ощущения острее.

Надя вздохнула во сне и потянулась навстречу так необходимому ей теплу, но встретила лишь пустоту и неудовлетворенность.

«Я скоро вернусь…» — мягко прозвучало словно издалека.

«Не уходи, пожалуйста! Я хотела тебе сказать…»

…Заиграла музыка. Бравурный марш "Выход гладиаторов" настойчиво лез в уши, вытаскивая из сладкого сна и возвращая в суровую действительность. Где-то на стыке сознания Надя схватила трубку и хрипло прорычала:

— Я хотела тебе сказать, что ты скотина!

— Доброе утро, Наденька, я тоже рад тебя слышать, — ответил дядя Том, и Чарушина наконец разлепила глаза.

— О… Томас Георгиевич, это вы… Доброе утро! — она резко поднялась и схватилась за гудящую голову. — Наверное…

— Ты там как? — по-отечески поинтересовался главный учредитель.

— Я нормально… кажется… — Надя прикоснулась кончиками пальцев к тому самому месту на щеке, где, кажется, всего лишь минуту назад ее поцеловал Ржевский…

Ржевский!..

Надя оглядела кровать, провела ладонью по холодной нетронутой подушке и прислушалась. В квартире было тихо — не шумела вода в душе, не гудела кофемашина. Все было так же, как всегда. Все, кроме Ржевского…

— Ты опять заснула? Быстро неси свою задницу сюда! — внезапно рявкнул дядя Том, а Надя подскочила на месте.

Моргнув, она судорожно вцепилась в халат Ржевского и стала спешно натягивать его, путаясь в рукавах.

— Да-да, Томас Георгиевич, уже выхожу… После вчерашнего что-то совсем расклеилась. Но слава богу, что…

— Надя, быстро, я сказал! Денис уже здесь. Там труп, и надо…

Наденька в ужасе зажмурилась и дернула себя за волосы. «Нет! Нет! Только не это…» Конец фразы дяди Тома она даже не дослушала, оглушенная информацией о трупе.

Когда дядя Том отключился, Надя обреченно потащилась в душ, где дала волю истеричным слезам. Через полчаса, не досушив толком волосы и облачившись в черный деловой костюм, она взглянула на свое отражение в зеркале. Ужаснувшись, замазала кое-как тональником круги под глазами и подкрасила ресницы. Обнюхав холодные сырники, которые пролежали в холодильнике несколько дней и стали похожи на камни, она выпила стакан кипяченой воды. Сунула ноги в остроносые лодочки, хлопнула дверью и понеслась к машине.

Мрачно взирая на галдящих во дворе детей, яркое солнце и белые облака, Наденька напялила на нос темные очки и порылась в сумке в поисках ключей. Ключи оказались в машине, напоминая ей о том, что даже закончив юрфак с красным дипломом, сдав квалификационный экзамен и став младшим адвокатом, можно оставаться полной дурой и неудачницей.

Выезжая со двора, Надя заметила, как два мужика в фирменных куртках колдуют над воротами, а это значило, что днем следовало позвонить в управляющую компанию и узнать, где и как она может получить электронные ключи.

Стоп! Какие ключи? — Наденьку окатило холодом. Дядя Том ведь сказал: там труп… Вот, собственно, и все — нашлась пропажа. И Кораблев в конторе, а это значит, что он, как и обещал, вернулся на место утром, чтобы найти сбитого Надей пешехода… Скоро ей не понадобятся ни ключи, ни остроносые лодочки, ни еще сто-пятьсот любимых вещей, книг и украшений… Что вообще можно будет взять с собой в камеру?! Зубную щетку? О боже…

— Надеюсь, дядя Том возьмется меня защищать, — всхлипнула Надя. — А все из-за тебя, Ржевский! Все из-за тебя… Шляешься со своими бабами! Заврался совсем! А я тебе верила! Верила…

Очередное осознание того, что ее бросили грубо, бесцеремонно и без объяснений, привело Надю в состояние бешенства. Словно в ней взыграла давно разбавленная цыганская кровь. Она и не подозревала в себе подобных чувств. Давал ли отец поводы к ревности, Надя не знала. Впрочем, подобное вообще не приходило ей в голову. Брак родителей был примером для нее, и будущее замужество стало бы естественным шагом, потому что их чувства с Ржевским виделись ей прекрасным продолжением ее образа жизни и внутренних принципов.

В офис «Рур, Чарушин и партнеры» Наденька вбежала, лишь на мгновение задержав взгляд на вывеске. Николай Чарушин уже не встретит ее на пороге своего кабинета, не обнимет, не пожалеет, не отругает за небрежность или ошибку. Эти мысли в очередной раз заставили Надю пережить приступ невосполнимого горя. Она прошла школу «молодого юриста» под руководством своего отца и Томаса Рура, набила шишки и натерла дубовые мозоли на подушечках пальцев, но кто же знал, что ошибка, способная разрушить ее жизнь, кроется совсем в другом месте.

Собравшись с силами, Надя постучала в дверь и, дождавшись скупого «Войдите!», вошла.

— Томас Георгиевич, здравствуйте… — опустив голову и не снимая очков, Чарушина вцепилась в сумку и встала посреди кабинета, будто проштрафившаяся школьница.

— Ну как ты, Наденька? — спросил ее Рур. Сухонький, невысокого роста, в клетчатом костюме и бабочке, дядя Том чуть подался вперед и сложил перед собой маленькие ручки. Старинные серебряные запонки в манжетах белоснежной рубашки звонко брякнули о столешницу.

— Я… э… Нормально в сложившихся обстоятельствах, — кротко ответила она.

— Как Павел?

Вздрогнув, Надя растерянно подняла глаза. Рур сверлил ее внимательным взглядом, таким же, как и сидящий слева от него Кораблев — дядюшкин племянник и капитан полиции по совместительству. Надя вздохнула и честно поведала:

— Не знаю.

— А где он? — вступил в беседу Кораблев и встал с места.

— По всей видимости еще в командировке, — фыркнула Чарушина. — Теперь это так называется.

Какой смысл было рассказывать, что Ржевский зависает у любовницы? К тому, что произошло с ней, теперь уже его бывшей невестой, это не имело никакого отношения. Наезд произошел только по ее вине. Нет, косвенно, конечно, Ржевский повлиял на это, но какая разница, если она все уже для себя решила?

— Надя, ты вообще в курсе того, что случилось? — повысил голос дядя Том, отвлекая ее от рвущего на части внутреннего монолога.

— Ох, Томас Георгиевич, я все понимаю, только не добивайте меня, пожалуйста! — дрожащим голосом произнесла Надя. Затем без паузы обратилась к Кораблеву: — Денис, спасибо, что не пришли арестовывать меня домой. Я бы не пережила такого позора. У нас соседи приличные, и вообще…

— Мне кажется, Надежда Николаевна еще не в курсе, — крякнул Кораблев и выдвинул стул, приглашая ее присесть.

Надя села, примостив