Наша Джилл немного волочит левую ногу, поэтому передвигается в ходунках. Она очень худенькая, бледная и спокойная девочка. Как только Сидни появляется в классе, взгляд у Джилл становится пустой и потухший — будто лампочка перегорела. А из глаз катятся слезы. Мистер Гросс пару раз подводил ее к Сидни, вкладывал в руку бумажные украшения, но все напрасно: с таким же успехом он мог просить о чем-то манекен в магазине. Я слышала, как кто-то из помощников рассказывал: малышкой Джилл попала с родителями в аварию. По-моему, нет ничего ужаснее, чем родиться нормальным ребенком, а потом стать таким.

Фредди у нас самый старший: ему почти двенадцать. Он ездит на коляске с электроприводом и страшно этим гордится. Проезжая мимо меня, он всякий раз говорит: «Фредди вж-ж-жик-р-ракета! Фредди вж-ж-жик-р-ракета!» Потом улыбается, изображает, будто надевает шлем, включает скорость коляски на максимум и едет через весь класс. И хотя скоростей в коляске всего две — медленно и еще медленнее, — Фредди чувствует себя настоящим гонщиком.

Он наматывает круги вокруг обшарпанного снеговика, мечет в него звезды с липучками и прочую украшательную дребедень, повторяя один и тот же вопрос: «Сидни вж-ж-жик-ракета?»

А что? Вилли уже пару раз отправил снеговика в нокаут, Карл понатыкал в нем дырок карандашами и ручками, так почему бы бедному Сидни не слетать на луну? Каждый год Фредди украшает снеговика парой-тройкой своих любимых наклеек с гоночными машинками или символикой НАСА — у него вся коляска такими обклеена. Фредди не знает, какое сегодня число или день недели, зато без запинки ответит, кто выиграл последние национальные автогонки.

Осталось рассказать только о себе.

Я ненавижу этого дурацкого снеговика, но старательно прикрепляю к нему украшения: проще сделать, чем объяснить, почему ты этого не хочешь.

На подлокотниках моей коляски закреплен прямоугольник оргстекла, который служит и столиком для еды, и планшетом для общения. Уже давно мама написала на нем маркером пару десятков самых нужных слов. Мне их не хватало, даже когда я была младше: ну что можно объяснить при помощи десяти существительных, десяти глаголов и прилагательных, нескольких имен собственных да парочки примитивных смайликов. Потом на планшете появились самые необходимые фразы. Но минимумом из «Мне нужно в туалет» и «Я хочу есть» не обойдется даже трехлетний малыш, не говоря уже о взрослом человеке!

Справа на столике написаны в столбик слова «Пожалуйста», «Спасибо», «Да», «Нет», «Возможно». Слева — имена членов семьи, одноклассников и учителей. Снеговику, к счастью, места не нашлось.

В верхней части, в строчку, — алфавит и цифры, так что в принципе я могу составить любое слово и показать любое число, даже могу ответить, который час. Но если честно, как средство общения мой столик со словами годится разве что для малыша, который только-только учится говорить. Ничего удивительного, что меня считают умственно отсталой.

Ненавижу это словосочетание: умственно отсталый!

Я очень хорошо отношусь ко всем своим одноклассникам, понимаю каждого из них, как никто другой, но мы с ними совсем разные. Я будто живу в клетке, а двери нет и ключа нет — и я даже не могу никому объяснить, как выпустить меня на волю.

Подождите, я же забыла про миссис В.!

Миссис Виола Валенсия — ну, или миссис В., для краткости, — наша соседка. Я знаю, что виолами называют ярко-сиреневые луговые фиалки, а в Валенсии зреют самые оранжевые в мире апельсины. А вместе — «Виола Валенсия» — звучит так же странно, как «сиреневый апельсин». Вот и моя миссис В. тоже странная. Она очень высокая — метр восемьдесят, не меньше. И ладони просто огромные! Думаю, она может удержать на ладонях пару баскетбольных мячей, и еще место останется. Моя мама рядом с ней — как девочка.

В первый раз я попала к миссис В., когда мне было года два. Раньше родители не оставляли меня с чужими людьми, но потом в их рабочих графиках начались накладки и пришлось искать няньку. Мама говорит, что именно миссис В. первая увидела меня после роддом и сразу взяла на руки, как самого обычного ребенка. Все родительские друзья боялись ко мне даже прикоснуться — только не миссис В.!

Она носит необъятные длинные платья — думаю, на них уходят километры ткани. Цвета выбирает совершенно невероятные! Ярко-розовый она легко сочетает с огненно-красным, дополняет персиковым и кирпичным. Ну и про оранжевый с сиреневым тоже не забывает. Миссис В. говорит, что шьет себе наряды сама. Наверное, так оно и есть, потому что в магазинах я ни разу ничего подобного не видела, не говоря уж о больницах — раньше мама и миссис В. вместе работали медсестрами.

Мама рассказывала, что дети просто обожали миссис В. Даже на работе она никогда не изменяла себе: и в отделении недоношенных, и в онкологии, и в ожоговом миссис В. носила свои безумные платья. А если бы кто-нибудь отважился сделать ей замечание, услышал бы в ответ: «Цвет для этих детей означает жизнь и надежду!» Только вряд ли такие смельчаки находились.

Я помню наш с миссис В. первый день. Родители очень волновались, но миссис В. крепко меня обняла и усадила к себе на колени. Наверное, где-то в складках ее необъятных платьев прячется маленький микрофончик: голос у нее такой звучный — как только она открывает рот, все умолкают и слушают.

— Конечно, присмотрю! — не колеблясь ответила она.

— Но только Мелоди — она ведь… В общем, ты же знаешь, она отличается от других детей… — неуверенно заговорил папа.

— Все дети отличаются друг от друга, — отрезала миссис В. У вашей дочери полно скрытых талантов, надо только их раскрыть. Вот я ей и помогу.

— Мы даже и не знаем, как тебя благодарить… — начал папа, но миссис В. только пожала плечами и сказала с улыбкой:

— Ничего, придумаете что-нибудь.

Вид у папы был дурацкий.

— Тогда я постараюсь на выходных закончить у тебя пандус. Съезжу только еще раз на лесосклад за досками.

— Вот и отлично, — кивнула миссис В.

— С Мелоди бывает тяжеловато, — предупредила мама.

— Ничего, мы и не такие тяжести таскали! — И миссис В. подняла меня повыше.

— Мы очень хотим, чтобы она полностью раскрыла весь свой потенциал, — зачем-то сказал папа.

— Послушайте, — не выдержала миссис В., - у меня от таких красивых слов уши вянут! Небось начитались книжек про детей-инвалидов? А вы забудьте, что там написано! Просто доверьте мне Мелоди — и увидите, на что она способна!

Папа аж язык проглотил от удивления. Потом улыбнулся и сказал:

— Тогда мы ее заберем лет эдак в двадцать.

— Нет уж, доставлю ее вам к ужину!

С тех пор почти ежедневно, пока родители были на работе, я по два-три часа проводила у миссис В. А когда меня отдали в школу, оставалась у нее после уроков — до вечера. Не знаю, сколько родители ей платили — но в деньгах такую помощь не оценить.