Мы вернулись в Маттру Джонг и прошли по заброшенному и затихшему поселку, не узнавая его улиц. Еды не было, все, что готовилось, осталось разбросанным в кухнях и испортилось. Везде валялись человеческие тела, перевернутая мебель, одежда и другие вещи. Как-то зайдя на веранду дома, мы обнаружили старика в кресле. Он сидел так, будто спал, но во лбу зияло пулевое отверстие. Рядом с крыльцом лежали трупы двух мужчин. Их конечности и гениталии были отрезаны и свалены в кучу. Мачете, с помощью которого было совершено это надругательство над телами, валялся тут же, рядом. Меня вырвало, а потом пробрал озноб. Но останавливаться нельзя было, пришлось бежать дальше.

Мы перебегали от дома к дому на цыпочках с максимальной осторожностью; подолгу стояли, прислонившись к стене, и присматривались к узеньким гравийным дорожкам между домами, прежде чем пересечь их. Как-то после подобной перебежки мы услышали шаги неподалеку. Укрыться было негде, поэтому мы понеслись к веранде, стараясь производить как можно меньше шума, и спрятались за сваленными здесь бетонными блоками. Выглядывая из-за них, мы увидели, как мимо прошли два боевика в мешковатых джинсах, шлепанцах и белых футболках. Их головы были повязаны красными платками, а за спиной висели автоматы. Они сопровождали группу молодых женщин, которые несли кастрюли, мешки с рисом, ступки с пестами. Мы проводили эту процессию взглядом, пока она не скрылась за поворотом, а затем пошли дальше. Наконец мы добрались до дома Халилу. Двери были выломаны, внутри все перевернуто вверх дном. Дом, как и все другие жилища в городе, был разграблен. В дверной раме виднелась дыра от пули, на веранде стояли разбитые стаканы с логотипом пива «Стар», очень популярного в Сьерра-Леоне. На полу валялись пустые пачки от сигарет. Поживиться было нечем. Из съестного мы нашли только рис в мешках, которые тяжело тащить с собой – такой груз сильно замедлил бы наши перемещения. Но, к счастью, мой тайник с деньгами под половицей за кроватью повстанцы не обнаружили. Сунув пакет с купюрами в кроссовку, я вместе с ребятами двинулся обратно к болоту.

Здесь мы встретились с несколькими другими горожанами, с которыми познакомились во время недавних странствий, и стали думать, как пересечь открытое пространство в районе главной дороги. Решили переползать группами по три человека. Первая удачно перебралась на другую сторону дороги и дала сигнал нам. Я был во второй группе с Таллои и еще одним человеком. На середине пути друзья дали знак остановиться и замереть. Потом снова махнули рукой, что можно двигаться вперед. Вокруг лежали мертвые тела и роились мухи. Наконец мы достигли кустарника на обочине и оттуда увидели, что на пристани устроен сторожевой пост: боевики находились на вышке, откуда прекрасно просматривается дорога. Когда ее переползал Джуниор с двумя товарищами, у одного из ребят что-то выпало из кармана и гулко ударилось о металлическую поверхность валявшегося на дороге казана. Звук был достаточно резким, чтобы привлечь внимание часовых. Они направили автоматы в нашу сторону. С внутренним трепетом я следил, как мой брат застыл и притворился мертвым. В городе послышались выстрелы, это отвлекло бандитов, и они повернулись в другую сторону, так что Джуниор и двое других благополучно перебрались к нам. Лицо брата было все в пыли, даже между зубами застряла грязь. Он тяжело дышал и судорожно сжимал кулаки. Один мальчик в последней группе двигался слишком медленно, потому что тащил тяжелую сумку – набрал вещей в родительском доме. В результате его заметили с вышки и открыли огонь. Несколько боевиков покинули пост и побежали в нашем направлении, стреляя на ходу. Мы громким шепотом увещевали медлительного парня: «Бросай сумку и беги! Они приближаются! Давай же, ну!» Но он нас не слушал. Уже когда он бежал по лесу, сумка застряла между пнями, а мальчишка остановился и упрямо тащил ее на себя, отстав от нас, удирающих со всех ног от погони. Нам снова удалось уйти, но тот подросток, из-за которого повстанцы обнаружили нашу группу, так и не догнал нас.

Теперь можно было немного перевести дух: на закате мы медленно брели, глядя на огромное красное солнце и захватываемое по краям тьмой ясное небо. К вечеру мы пришли во вполне обитаемую деревню, где кипела жизнь.

Мы поздравляли друг друга с удачной операцией. Это было хоть и относительное, но все-таки счастье: у нас имелись деньги, и мы могли купить продукты на ужин – вареный рис с маниоковыми или картофельными листьями. Из окрестных хижин доносились аппетитные запахи. Когда мы приблизились к рынку в центре поселка, у нас в желудках играли марши. Но, к нашему разочарованию, на прилавках совсем не было готовой еды. Торговцев, предлагавших суп из окры или листьев картофеля и маниоки, приготовленных с сушеной рыбой на густом пальмовом масле, след простыл. Видимо, одни решили приберечь продовольствие на случай близившихся бедствий, а другие по каким-то другим причинам не пошли на рынок.

Мы так рисковали, возвращаясь за деньгами, но они оказались абсолютно бесполезными! Не стоило отправляться в Маттру Джонг: дорога туда и обратно абсолютно вымотала нас, и в результате мы еще больше устали и проголодались. Мне хотелось найти виноватого в том, что поход был бесплодным. Однако винить было некого. Обсудив положение, мы пришли к философскому выводу, что надо смириться: так уж сложились обстоятельства. Потом я понял, что подобное нередко случается во время войны: все очень быстро меняется, и никто не в состоянии держать ситуацию под контролем. Это был необходимый урок, который пришлось усвоить. Впоследствии он очень пригодился для выработки правильной тактики выживания. В ту ночь голод заставил нас украсть еду у спящих жителей деревни. Иначе бы мы не дотянули до утра.

От недоедания было больно даже пить воду. Пищевод сводили спазмы. Возникало ощущение, будто что-то внутри гложет тебя. Губы пересохли, суставы ослабели и болели. Проводя пальцами по бокам, я легко нащупывал ребра. Где раздобыть еду, мы так и не придумали. Один раз наведались на маниоковое поле, но украденных плодов надолго не хватило. Ни птицы, ни животные, например кролики, нам не попадались. Все мы стали более раздражительными и старались реже разговаривать и даже сидели поодаль друг от друга: казалось, когда все вместе, голод мучит сильнее.

Однажды вечером мы заметили гуляющего мальчугана. В каждой руке у него было по початку вареной кукурузы. Парню было лет пять, он с удовольствием уплетал свое лакомство, поочередно откусывая от обоих початков. Мы ни о чем не договаривались и даже не переглянулись. Просто догнали мальчика и с быстротой молнии отобрали у него кукурузу. Добычу разделили на шестерых, так что каждому досталось немного. Тем временем малыш с плачем побежал к родителям. Те не пошли с нами разбираться: наверное, поняли, что шесть подростков обидели их сынишку только потому, что ужасно хотели есть. Позже тем же вечером мать мальчонки принесла каждому из нас по початку. Мне было неловко принимать от нее такой подарок, но в нашем положении игра в благородство была неуместна.

Не знаю, как называлась та деревня, и ни разу ни у кого этого не спрашивал. Я был слишком занят вопросами ежедневного выживания. Мы не запоминали названий других городков и селений, через которые проходили. Сложно точно восстановить в памяти и путь, по которому шли. Помню только, что голод заставил нас снова вернуться в Маттру Джонг. Да, это было рискованно, но голод заглушил голос разума.