И совершенно седые волосы – как платиновый шлем.

Он подошел, заговорил свободно, с легким приятным акцентом. Реджинальд охотно отвечал, а сам терялся в догадках: сколько же этому человеку лет?.. Слово за слово, выяснилось, что зовут носителя белых одежд мсье Ланжилле. Нет, он не валлон, не франкоязычный бельгиец. Он француз. Нормандец, из Руана. Что?.. О нет, он живет не во французском Конго, а именно здесь, в бельгийском. Да-да, не бельгиец, а француз, не из французского Конго, а из бельгийского. Очень просто.

Реджинальд оценил юмор, удачно сказал что-то в тему, посмеялись вместе. Разговор стал почти дружеским, Гатлинг узнал, что Морис Ланжилле – владелец нескольких алмазных копей в Катанге, а по натуре – человек риска, игрок, верящий в свою звезду. Звезда не подвела, сделала его богатым, но это не суть. Суть в чем-то ином, а деньги… деньги только средство, должное привести к цели. Что за цель? О, ну вот вопрос! Мсье Ланжилле сам еще не знает, что это за цель, но знает, что на верном пути. А цель сама себя покажет, надо лишь идти, куда ведут подсказки, и в какой-то миг она, цель, сама внезапно предстанет перед тобой, как прекрасная незнакомка, случайно вышедшая из-за угла. Очень просто!

Гатлинг слушал эту околофилософскую трепотню, смотрел в синие глаза и превосходно сознавал, что обладатель этих глаз, во-первых, способен на самые отчаянные плутовские проделки, а во-вторых, сейчас он совершенно открыт и искренен перед собеседником в силу минутного каприза, оттого что вдруг пришла блажь распахнуть душу перед пришлым американцем.

Реджинальд решил этим воспользоваться.

– Послушайте, мсье Ланжилле, – произнес он тоном человека, решающегося на ответную откровенность, и лицо мсье мгновенно отразило живейшую готовность слушать. – Я вижу, вам здесь все знакомо. Хочу просить вашего совета…

– О да, друг мой, буду рад помочь!

Видно было, что это не пустые слова, он в самом деле рад помочь гостю. И Реджинальд кратко и ясно изложил свои трудности с набором личного состава, по ходу рассказа отмечая, как развязная веселость сходит с лица охотника за незнакомой целью, оно становится серьезным и сочувствующим.

– О, как я понимаю вас! – Таковы были первые слова, слетевшие с губ мсье. – Как трудно здесь найти дельного человека! Не проще, чем кимберлитовую трубку, простите мне профессиональное сравнение… Но, впрочем, вы правы. Я, кажется, знаю, где искать, и, надеюсь, смогу вам помочь.

– Буду весьма признателен.

Ланжилле назвал адрес и подробно описал, как добраться туда, где проживает некий марокканец Бен Харуф, торговец сувенирами и антиквариатом. Вот он-то и есть тот, кто сможет подобрать стоящих людей («правда, с незнакомым человеком он слова лишнего не скажет, но я дам рекомендательное письмо… хоть прямо сейчас, хотите?»).

Реджинальд захотел. Перо, бумага в генерал-губернаторском доме нашлись немедля, приятели перешли в соседнее помещение, где мужчины рассаживались за ломберные столы в предвкушении острых чувств. Реджинальд заметил, как блеснули сдерживаемой страстью синие глаза алмазного магната, он заспешил, стал быстро, но на диво четко и чисто писать. Написал, сложил плотный белый лист вчетверо, вручил Гатлингу.

– Прошу! По-английски, правда, он не очень…

– Моя супруга французский знает как родной.

– О, это сразу снимает все вопросы! Ну и, конечно, не забудьте ему сделать приличный подарок, серебряные часы, например. Здесь, знаете ли, свои обычаи вежливости.

– Так и сделаю.

– Превосходно. Партию в вист?

– Благодарю, но воздержусь. Не испытываю подобного рода азарта.

– Так, так… Тогда я, с вашего позволения, вас оставлю… Ах нет, простите! Еще минуту.

Морис кинул взгляд на компанию военных и штатских, собравшихся близ одного из столов, но удержал себя, торопливо заговорил:

– Вы знаете, от себя хочу порекомендовать одного человека. Вам ведь специалист по топографии лишним не будет?

– Разумеется! Если хороший топограф…

– О да, хороший.

И мсье рассказал, что к нему с рекомендательным опять же письмом прибыл от парижского знакомого русский эмигрант Борисов, когда-то студент географического факультета, человек средних лет, оставивший Россию юношей в годы тамошней Гражданской войны. Эмигрантская доля невеселая, она и загнала недоучившегося картографа в Центральную Африку к мсье Ланжилле. Тот письмо прочел, но сокрушенно развел руками: увы, друг мой, ничем помочь не могу, вакансий нет. Но не отчаивайтесь, что-нибудь подыщем. Ну и как будто подыскалось?..

– С удовольствием побеседую с ним, – заверил Гатлинг. – И если сочту возможным, то воспользуюсь его услугами.

– Превосходно! Вы остановились?..

– В «Беатрисе».

– Так ему и сообщу, и в ближайшие дни он вас навестит. Ну, а я все-таки откланяюсь. Прошу передать наилучшие пожелания вашей очаровательной супруге.

На том расстались. Реджинальд вернулся к Вивиан, супруги еще недолго отбыли номер присутствия, после чего вежливо распрощались с хозяевами. По пути в отель Реджинальд оживленно говорил о знакомстве с бойким французом – и решено было воспользоваться его советами как можно скорей.

* * *

Назавтра супруги Гатлинг были в сувенирной лавке Бен Харуфа. Хозяин – пожилой худощавый араб в европейской одежде, да и внешне мало чем отличающийся от южного европейца, какого-нибудь грека или турка, – внимательно прочел письмо Ланжилле, вернул его, бесстрастно спросил:

– Значит, вам нужны люди для экспедиции?

– Да. – Вивиан поспешила разъяснить, что потребуется контингент двоякого рода: «силовики» и «рабочие»; для первой роли желательны белые, для второй годятся и туземцы.

Марокканец без эмоций выслушал и это. Задал следующий вопрос:

– Куда вы собираетесь идти?

Карта у него нашлась, супруги показали предполагаемый маршрут. «По реке пойдете?..» – на всякий случай уточнил Харуф, явно ожидая ответ «да», который и получил.

Длинным, остро заточенным ногтем он коснулся точки на карте сильно севернее Леопольдвиля:

– Вот здесь находится деревня…

В этой деревне, как выяснилось, проживает племя, с вождем которого у антиквара давние деловые связи. Ну, писать-читать ни сам вождь, ни его подданные, конечно, не умеют, поэтому в качестве ключа к сердцу предводителя торговец предложил медную брошь, пестро разукрашенную разноцветными ограненными стеклами:

– Вот. Презент для него. Будет рад, не сомневайтесь.

Тут настал момент Реджинальду расстаться с дорогим швейцарским хронометром, купленным в Нью-Йорке перед отъездом: благо искать не пришлось, а для пользы дела не жалко.

Бен Харуф был заметно доволен подарком, хотя постарался остаться невозмутимым. Узнав, что для «силовой составляющей» потребуется четыре-пять человек, он взялся отыскать таких в течение нескольких дней.