Так что за китайские розы я порадовалась. Хотя голова у меня к моменту возвращения мамы с Женей была занята уже совсем другим.

04. ПЛАНЫ

ИНОГДА НЕДОСЫП ВЫСТРЕЛИВАЕТ

Поспать мне так толком и не удалось. Перебила сон. Потом, шторы в комнате были не очень плотные, стало светло, и я окончательно проснулась. Есть не хотелось совершенно. Как обещала, налила себе в кружку молока, но поняла, что и оно не лезет…

И вот на этом нерве я достала тетрадь и начала новую книгу, к которой давно примеривалась, а фрагменты обкатывала в голове. Историю моих первых (в той, прошлой жизни) свёкра и свекрови.

Дед Володя и баба Лида.

Он — сын работника спецсвязи. Вырос я Якутии, с малолетства в лесу, с десяти — полностью самостоятельный охотник, со своим ружьём и лайкой. Да там в Якутии вообще много чего интересного было.

Росту был малого, и доктора́ на призывной комиссии усомнились было — сто́ит ли отправлять парня на фронт, но ввиду недюжинной силы все сомнения отпали. Однополчанами прозван был Кряжем.

На войну попал в сорок третьем, начал с Курской дуги. Воевал артиллеристом.

Она — с западной Белоруссии, до войны область была под поляками, дети из еды видели жито (это рожь) да картошку. Помню, как она рассказывала, что хотелось сладенького, и они, деревенские дети, бегали в лес, собирали терпкие дикие груши, которые так есть было невозможно, и закапывали их в прелые листья, чтоб груши начали бродить, тогда ужасная вязкость немного спадала, дети выкапывали эти подгнившие плоды и ели. И как им это казалось вкусным. Реву каждый раз, как вспоминаю.

Потом как начнётся война, придут фашисты, не жалевшие белорусов нисколько, и мать чуть не полгода будет прятать детей в картофельной яме.

Как донесут на отца, что он сочувствует красным, и попадёт он в расстрельный список, а мать ночью накануне расстрела отнесёт в полицейскую управу самое дорогое, что было в доме — костюм-тройку, присланный Лидиному отцу его братом, много лет назад уехавшим из дома на заработки аж в далёкую Америку — и за эту взятку Лидиного отца перекинут из расстрельного списка в угонный — на работы в Германию, да вместе с семьёй. И попадёт маленькая девятилетняя Лида на немецкий хутор Кляштер, как она сама говорила: «в рабство».

Хозяйка-нацистка ходила чёрной, как ворона — в глубоком трауре, поскольку из восьми её сыновей восточный фронт поглотил семерых, а последний вернулся инвалидом. За это рейх щедро вознаградил её рабской силой. Подневольных, размещённых в сыром подвале господского дома, было двадцать семь человек, да все из разных стран, так что с другими рабами белорусские дети почти и не разговаривали. А вокруг стоял лес — высокий чёрный ельник, густой и мрачный, как в германских сказках. И всё, что творилось вокруг, тоже порой походило на сказку. Только очень страшную.

И эти две ниточки жизни будут виться, иногда странным образом пересекаясь, но не завязываясь до поры в узелок.

Он будет освобождать её деревню во время войны, и возвращаясь назад, уже после сорок пятого, снова здесь остановится, но встретятся они лишь спустя несколько лет, в далёкой Сибири…

Одним словом, я внезапно погрузилась в новый проект. Мама с Женей были поставлены перед фактом, что гулять они теперь должны вдвоём, потому что мне не до гуляний. Пока прёт — нельзя волну перебивать, а то знаем мы эти фокусы: порвёт меня, и я тут вам всё забрызгаю…

Ну и что делать? Гуляли они. Бабушку с собой брали. Иногда она со мной немножко оставалась, готовила какую-нибудь вкуснятину — тяжело ей было особо-то ходить, да и не так чтоб интересно. Ну, прошлась разок — вроде, всё и посмотрела. Я разрекламировала бабушке шикарного зверя Ваську, и у них, по-моему, даже наладились дружеские отношения.

НЕ ТО ЧТО БЫ БЕЛЛИ, НО КАЗУС

Ой, с Васькой тут случай вышел…

Выползаю я такая утром на кухню. Как говорится, «ничто не предвещало». Думаю: пусть мои спят, уж кота-то накормить я сама могу. А там, возле холодильника, мышь лежит. Дохлая! Я чуть на неё не наступила!

Дальше я совершила стремительный прыжок на табуретку, сопровождающийся коротким, но пронзительным «М-ма-а-а!..» — оттуда на стол!

В общем, сон для мамы с Женей, конечно, накрылся медным тазом. Прибежали в панике. Мышь смели веником и выкинули, надо мной посмеялись… Ну, а что я могу сделать⁈ Это совершенно иррациональное и неконтролируемое. Я вот не боюсь тараканов, пауков, гусениц. Ещё некоторые, говорят, воробьёв боятся — это уж для меня совсем что-то странное.

Змей… боюсь, наверное. Но не знаю как. Не приходилось мне со змеями в свободной природе сталкиваться.

А вот грызунов боюсь до умопомрачения. Причём, сразу с полным отключением самоконтроля. Если мне вдруг показалось, что мышь(или, не приведи рандом, кто покрупнее), я взлетаю на любой рядом стоящий предмет — на стул, на стол… не исключаю, что и на шкаф замахну, если ничего более подходящего рядом не окажется. И ору при этом как сирена. Видимо, подсознание рассчитывает, что мышь при звуках «дудки» потеряет волю, мдэ… Главное, что именно я ору, успеваю осознать гораздо позже.

А тут, оказывается, в домах бывают мыши. Вот блин.

Василий, по-моему, не очень понял смысл моих прыжков. Боже, надеюсь, он не станет приносить мышей в постель. Пожалуйста…

ВРОДЕ, ДВИЖЕНИЕ

На пятые сутки после памятного родственного ужина на нашу квартиру пришёл дед и в своей отрывистой манере сообщил, что завтра мы выдвигаемся в Москву — все, кроме бабушки — и, скорее всего, там придётся задержаться на несколько дней. И он предлагает нам (мне, маме и Жене) не кататься туда-сюда, а остановиться в гостинице, для решения оперативных вопросов, если таковые возникнут. А гостиницу он нам оплатит, в качестве свадебного подарка, номер уже забронирован.

Единственный вопрос оставался: что делать с Василием? И тут бабушка выступила:

— А я с котиком останусь. Я к нему уже привыкла. Мне и гулять тут лучче, первый этаж, а не четвёртый. А ты, Али, приходи ко мне чай пить…

Это разрешило сразу несколько проблем (и в первую очередь, кажется, назревшую бабушкину под названием «невыносимая баба Люся»).

Наутро мама собрала нам на троих небольшую спортивную сумку (по случаю здесь же в «Выстреле» и купленную), покосилась на мой ранец.

— Это всё нужное, — предупреждающе подняла палец я. Как же, в рюкзаке вся моя жизнь — помните, да?

Мы (мама, Женя, я и дед) бодро дотопали до станции, погрузились в специальную Солнечногорскую электричку, заполнявшуюся в тупике второй платформы, и стартовали в сторону Москвы.

МОСКВА, ВТОРОЕ ПЕРВОЕ ВПЕЧАТЛЕНИЕ

Насколько я люблю Москву как символ России, настолько же отталкивает она меня как место. Возможно, здесь сработало первое взрослое впечатление, начала двухтысячных. Тогда я приехала в этот город, и он показался мне не просто грязным, а грязным чрезмерно, сверх всякого допустимого предела. Так грязно, как тогда в Москве, в Иркутске не было никогда, даже в самые худшие его девяностые годы.

Сейчас здесь было, конечно, чисто, но… Переплюнуть то убийственное ощущение не могли никакие красо́ты.

А ещё это город настолько преисполнен народа, что вызывает у меня инстинктивное желание бежать в леса. Вспоминая свои первые детские впечатления, скажу: видимо, это во мне от рождения было — склонность к интровертной отшельнической жизни, потому что ничто меня так не поразило при первом приезде в Москву, как обилие людей. Суета, ощущение всеобщего копошения и спешки. Не люблю такое вообще.

В тот приезд чувство погребающего под собой муравейника так и осталось самым ярким. Слабо запомнились Воробьёвы горы (я всё не могла взять в толк — чего мы туда припёрлись, поскольку на мой взгляд ничего достойного специальной поездки там не было). Не знаю,