— Еды с собой побольше возьми. У вас деньги какие-то есть? Тоже возьми — не в лесу же я ночевать буду? А еще…

— А еще палочку волшебную, чтобы губу закатывать, — огрызнулся я. — Какие у орков деньги? С ума ты сошла, что ли? Вот когда набеги на людские селения делали, тогда у нас все было. Но это еще при прадеде моем, дед успел в пару десятков набегов сходить, и все, вытеснили нас люди.

— Здесь есть неподалеку люди? — обрадовалась наглая немощь. Вот как-то все перебрал, когда пытался решить, кто она такая, а про людей не подумал. Да я и не видел их почти — они в наш лес не ходят, мы к ним в деревни от случая к случаю, лишь по надобности. А до городов их вообще ни один орк из нашего клана не доходил. Из соседского как-то двое добрели, ругались потом страшно. Гиблое место, все за золотые монеты…

Вот гномы с людьми быстро сроднились, а орки, тролли, остальные лесные народы — нет. Эльфы вообще куда-то ушли, даже папаша мой их не застал…

— А драконы?!

— Драконы? — удивился я. — Драконов точно нет, они ж вымерли давно.

— Как «вымерли»?! Нет, они не… То есть у вас тут драконов не водится? Значит, надо идти к людям, у них спрашивать. Люди наверняка знают…

— Ну вот и пойдешь. Короче, я тебя до ближайшего города довожу, людям сдаю, а дальше ты сама как-нибудь.

Девчонка задумалась, нахмурилась. Потом головой замотала:

— Нет, «как-нибудь» меня не устраивает. Доведешь меня до моего замка, я тебе заплачу.

— И что я с твоим «заплачу» делать стану? — Нет, я понял, что она про деньги, про те самые золотые монеты, с которыми в городе жить можно. Только мне-то они зачем? Мне Келда нужна… а она за деньги не продается. — Сиди в шатре и не вылезай, я пойду еды в дорогу соберу. Побольше. И все что нужно, чтобы в лесу ночевать. — Вот чуть язык ей не показал, поганке нахальной. — Потому что в городе нас с тобой точно никто не ждет. Но мы поищем там того, кому ты приглянешься и кто захочет тебя дальше провожать.

— Он еще и мне приглянуться должен! Я неизвестно кому себя до замка провожать не позволю.

— Ну и пойдешь одна-одинешенька, — фыркнул я, плечами пожал и побрел сначала к отцу, потом к матери с бабкой. Мешок заплечный собрал — на две седьмицы хватит!

Вернулся в шатер, а там поганка эта с Келдой о чем-то щебечут!

— Ты, говорят, герой? — Орчанка уставилась на меня в упор, сверху вниз, а я только кивнуть и смог. Уж не знаю, где я там герой, но кто ж от такого звания откажется?

— Принесешь мне шкуру зверя, которого тут не водится, может, и соглашусь стать твоей женой!

И ушла. А я, как дуб, остался стоять и думать, что это было и за что мне такое счастье.

— Я ей сказала, что ты меня проводить до гор, где я живу, вызвался. И что ты очень заботливый, но совершенно точно в кого-то влюбленный, по лицу видно — страдаешь. Про зелье я ей рассказывать не стала.

— И на том спасибо, — выдохнул я, глядя на ухмыляющуюся девчонку. — А как ты догадалась, что я по ней именно страдаю?

— Ты с нее глаз не сводил все время, что мы у шатра стояли. Сложно не заметить. — Поганка одарила меня снисходительно-презрительным взглядом и потом уважительно оглядела мой мешок. — Хорошо собрался, дня на два-три точно запас есть. Пошли?

Я-то как раз хотел ей предложить переночевать в шатре, а в путь отправиться утром, потому как вторая половина дня уже. Но едва рот открыл, как тут же и закрыл. Обвинит сейчас в том, что я хочу напоследок сделать вид, будто все же свое получил, а не просто так, как поленом пришибленный, прусь с ней неизвестно куда неизвестно зачем. Хорошо хоть, Келду предупредила… Точно! Я ж не просто так, а за шкурой зверя иду, такого, какого здесь не водится. За подарком для своей будущей первой жены!..

— Что-то ты подозрительно как-то скалишься, — насмешливо фыркнула девчонка, но на клыки мои покосилась и поежилась. А я очередной раз пожалел, что такие, как у отца, не вырастут…

Орчанки часто шутят, что клыки у мужчины — это его первое достоинство, то, которым он перед всеми красуется. И если первое — маленькое, то на второе и смотреть незачем. Зря это они…

— Вот, теперь наоборот, скис совсем. — Поганка продолжала пристально изучать мое лицо и ехидничать. Разозлившись, я схватил ее за руку, сжал… она ойкнула, я тут же испуганно пальцы расслабил, на ее посиневшее запястье посмотрел и зло выругался. А потом на выход из шатра кивнул:

— Пошли, раз тебе вдруг так резко приспичило. До города ближайшего двое суток пути, я у отца выспросил, он мне даже карту старую срисовать дал. Так что наспишься в лесу, наотдыхаешься!

И усмехнулся, наблюдая, как эта ехидина сразу притихла и нахохлилась. А вот нечего надо мной подшучивать! Я тоже могу… и места слабые уже вычислил. Балованная она и до того, как под валун свалилась, какое-то время не совсем в себе была или бежала от кого-то. Но недолго — кожа уж больно нежная, да и она сама вся… только тронь — и сломается. Босиком явно ходить не привыкла, так что я ей детские сапожки из кабаньей кожи у отцовских жен выпросил. Вытащил их из-за пазухи и протянул:

— Держи… а то мы так с тобой до ближайшего перелесья не дойдем. Разве что я тебя на себе всю дорогу тащить стану.

— А что, мы как-то иначе идти собирались? — Поганка оживилась немного и снова разъехидничалась. С сапожками я угадал — как влитые сели. Я их по своей ладони мерил — один в один и вышло.

— Ногами ты своими пойдешь, — пояснил я нахалке расклад. — Пусть еле-еле плестись будем, уж как-нибудь переживу этот позор. Но в ездовые орки я не записывался. Устану нога за ногу перебирать, перекину тебя через плечо, тощей попой кверху, и пробегусь немного… а потом снова поплетемся.

— Злой ты, — выдала мне поганка возмущенно-обиженно. Но деловито подергала платьице, оглядела себя, потом меня, вздохнула так, будто это не она нас двоих неизвестно куда тащит, а я ей навязался или еще что опять не так сделал, и пошла из шатра по тропинке. Уверенно так, словно знает, куда идти надо.

Ну я мешок за спину перекинул, топор к поясу прицепил и вслед за пигалицей пошагал, как обещал, нога за ногу. На нужном повороте только за руку ее легонечко потянул, едва прикоснувшись, чтобы не забрела, куда не надо. А то лешие с кикиморами уже плутать-веселиться приготовились. Парочке особо настырных пришлось кулаком погрозить, чтобы даже в мыслях не было! Мне только этой немощи, петли вокруг болота накручивающей, не хватало.

Ка-арис:

Я, кажется, начала потихоньку привыкать к виду своего чудовища. Когда смотрела на его лицо, уже не гипнотизировала странные клыки. А его голос, если отвернуться и, главное, не прислушиваться, звучал даже красиво. С таким голосом героические баллады бы петь, а не на меня брюзжать, словно старая дуэнья.

— Куда тебя лешак потащил, зачем ты с тропы сошла, чучело прозрачное? А если б утопла, дурында обормотная? Кикиморы бы утащили, если б я не подбежал! Сказал же, на тропе стой, пока я в кусты отлучусь!