Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Пришли мы, чтобы выслушать тебя, княже, – начал Вячемир. – Ты воротился, мы богам благодарны, что сохранил тебя. Но где люди наши, что с тобой ушли?
– Из моих родичей десять отроков и молодцев мы снарядили, – едва дав ему договорить, выкрикнул Хотинег. – А воротилось с тобой двое! Где прочие – и не ведают! Бают, молнии небесные на войско пали и людей с лодьями пожгли! Что ты скажешь, княже?
– Скажу, что не лгут ваши люди, – Ингер лишь на миг отвел глаза, потом снова взглянул прямо перед собой. Его лицо было спокойно, он лишь смотрел немного исподлобья, из-за чего его серые глаза казались затуманенными. – Мы всей силой вошли в Боспор Фракийский. Греки нам навстречу выслали великие корабли, но было их всего десять или пятнадцать. Мы храбро шли на них, думая взять своей превосходящей силой. Но они не только стрелы и копья в нас метали десятками разом – метнули живой огонь. И был он силы страшной: на воде горел, будто на соломе, и водой его потушить было нельзя. Если попадал на лодью, то горел на том, куда упал: на дереве, на железе… на плоти людской. Кто из ратников был без доспеха, те прыгали за борт и тем жидкий огонь гасили. А кто был в доспехе из моих гридей, те сразу на дно шли…
Пролетел испуганный ропот: многие уже прослышали о колдовском огне греков, но думали, что ратники лгут со страху.
– Как же такое возможно?
– Неужто бог греческий цесарю молнии небесные вручил?
– И много там сгинуло?
– Я видел… – Ингер на миг опустил глаза, – что десятки лодий сгорели вместе с людьми. Сколько всего – не знаю. Уцелели те, кто сумел назад повернуть. И моя лодья горела. У меня на челе горел огонь! – Он показал на красное пятно у себя на лбу. – Едва очи мне не выжег.
– Так где остальные! – загомонило сразу несколько голосов.
– Ты десять лодий привел, прочие где?
– Все сгорели? Перун великий!
– Многие сгорели, – подтвердил Ингер. – Я не видел, чтобы кто-то еще из пролива вышел живым. Только те, что со мной. Может, в полоне иные…
– Надобно послов снарядить в греки, может, удастся выкупить кого! – воскликнул Станимир.
– Чтобы выкупить кого, докончание надобно иметь! – с досадой возразил ему Доброст. – А у нас нет! Для того и ополчились! Думали, побьем греков, как Ельг побивал, и будет нам докончание – и паволоки, и узорочья! А они, выходит, нас побили! И не мы челядь будем возить на продажу, а сами сыны и внуки наши челядью у греков стали!
– Видно, чтобы греков бить, Ельг был нужен! – добавил Хотинег. – Не так-то греки просты, не всякому даются.
Ингер отвел глаза; он старался сохранять невозмутимость, но ноздри его раздувались от возмущения, а губы подрагивали от стыда. Он хотел бы возразить, напомнить, что не годится так дерзить князю, но не находил слов.
Ельга-Поляница сидела, сложив руки на коленях, на ее умном лице отражалось огорчение. Позади стоял Свенгельд, возвышаясь над ней, словно волот, и держал руку на рукояти своего любимого меча, без которого нигде не показывался. Воевода тоже силился утаить свои чувства, но они были совершенно не теми, что у Ингера. Его продолговатое лицо с довольно грубыми чертами и короткой русой бородкой сияло скрытым торжеством. Неудача и позор князя ему доставляли неизъяснимое удовольствие. Он наслаждался происходящим в гриднице. Сколько ни пытался он это скрыть, но ликование прорывалось в складке ярких губ, наполняло светом серые глаза.
Вовсе не из дружбы он первым взял у Ингера чару. Он считал соперника почти поверженным и мог соблюсти приличия, выразив ему уважение – это не спасало Ингера и не вредило Свену. В мыслях он видел княжий стол вновь пустым. И теперь между Свеном и столом его отца не оставалось больше никого.
– Это ты верно сказал: греки – противник сильный! – сурово произнес Ивор. – Да и мы не слабы. Взяли бы мы их, кабы не тот огонь неугасимый. Уж от него, как от молнии, спасения не было. Да только вы погодите русь хоронить, бояре! Мы себя еще покажем. Новое войско наберем. У других племен ратников возьмем, варягов заново наймем за морем. В другой раз умнее будем – по суше пойдем. Разорим царство греческое от болгарских рубежей, к олядиям[4] больше не сунемся – и что они нам сделают, греки? Пока им сарацины что ни лето досаждают, им против нас большого войска не собрать.
– Ратников опять вам! – со злобой выкрикнул Хотинег, и сразу зазвучали голоса ему в поддержку. – Мало нашей крови пролили? Снова людей наших на гибель поведете! Так мы и дали! Глупцов таких больше нет!
– Так что же вы делать хотите – утереться? – Ратислав, сестрич Ивора, в возмущении шагнул вперед. – Побили нас греки, и спасибо! Больше в море ни ногой? Пусть бабы причитают, а вы, если мужи, должны думать, как позор избыть!
– Позор избыть! – боярин Здоровец вскочил на ноги. – У меня три сына ушло с вами! Где они! Да что ни делай – вернешь мне сынов? Из моря их достанешь? Коли вернешь, тогда я…
Он не смог продолжать: голос дрогнул и оборвался, на глазах блеснули слезы. Со вчерашнего дня он только ужасался самой возможности, что три его сына могут оказаться убиты в Греческом царстве, но вот сам князь подтвердил, что больше никто не уцелел. Смерть из ожидания стала страшной явью.
Горе Здоровца разбило общую сдержанность: старейшины заговорили и закричали все разом, многие встали, желая быть услышанными, устремились к княжьему столу. Ингер дрогнул и хотел было встать; усилием воли удержался, но Ивор, Ратислав, холмгородские бояре Радила и Славон тоже подались к нему, заслоняя своего господина от гнева и горя киян. Началась толкотня, даже свалка; кто-то жаждал непременно прорваться к князю, будто тот все же мог вернуть родичей тем, кто особенно громко попросит; кто-то кого-то оттолкнул, кто-то схватил кого-то за руку со вздетым посохом. «Ты меня не трожь!», «Куда лезешь?», «Назад, назад!» – полетело над головами. «Вихо́рь тя возьми!». Кто-то кого-то ударил в сердцах, телохранители схватили драчуна за руки, пока не вышло большой свалки.
– Тише, кияне, тише! – Свен и Асмунд, его десятский, тоже подались вперед и стали теснить взволнованных старейшин прочь от престола.
Толпа откачнулась назад. Все знали, что со Свенгельдом шутки плохи. Только Хотинег, почти не уступавший ему ростом и шириной плеч, не хотел уходить и сбрасывал руки гридей, пытавшихся увести его.
– Что ты за князь? – кричал он Ингеру. – Сам ты баба, а не князь! С крапивой под тыном тебе палкой воевать! Людей тебе дали! Лучших людей! Сколько всего собрали – лодий, припасу, тканины, оружия! И где все? Цесарь слопал! А мы что теперь? Сколько добра пропало, людей сгинуло, а добычи шиш! Кто нам вернет…
– Ступай, ступай, Хотенко! – Наконец сам Вячемир взял его за локоть и потащил назад. – Уймись, тут тебе не на торгу кулаками махать!