– Измена! Стража, на помощь!

Уличная стража прибежала на зов Прокуратора, сковала стражников-предателей, которые особо и не сопротивлялись. Когда же один лояльный стражник схватил за руку Сефиру, чтобы увести её, он на мгновение обмяк, лицо его исказилось, на нем появилась все та же тупая улыбка. Глаза Прокуратора широко раскрылись. Обмякший, улыбающийся стражник обратился к Прокуратору, повергнутому в шок:

– Извините, господин, но я не могу: я внезапно понял, что люблю эту девушку.

– Мир сошел с ума! – кричал Прокуратор, – схватите её, уведите её или казните уже прямо на месте! Или меня казните, лишь бы это наконец закончилось.

– Не кричи, – Сифира Даатская подняла руку, – я вернусь в камеру сама, по своей воле. Ты заходи ко мне, поговорим. Я вижу в тебе свет, который ты успешно подавляешь. Да, и к тому же, в спорах рождается истина, а спорить ты умеешь.

Она развернулась и ушла. Старик-прокуратор осел на ложе и схватился за голову руками: «Какой свет? Тьма!». Позже он распорядился, чтобы всех стражников-предателей бросили в темницу.

Закат. Прокуратор стоял у камеры человека, которого прямо на его глазах Сефира «свела с ума». Из камеры вышел приглашенный Прокуратором лекарь, который провел полный осмотр стражника.

– Ну чего? – нетерпеливо спросил Прокуратор.

– Ничего, господин. Он абсолютно здоров, я бы даже сказал, аномально здоров.

– Это как?

– Его тело, оно ничем не страдает. Ничего: ни ран, ни шрамов, ни больных зубов, ни следов от перенесенной оспы. Он чист. Феноменально. Что вы говорите, с ним случилось?

– Пока что не знаю, ты должен был выяснить. Все хуже, чем я думал. Тебе же я даю новое задание: проведи осмотр всех стражников. У кого найдешь такое же аномально идеальное здоровье – записывай, а мы их изолируем. Вот плата, – он сунул в руки врачу мешок, набитый монетами.

Пока Прокуратор шел к тюрьме, он очень нервничал, рассматривал лица в толпе, пытаясь разглядеть, нет ли на ком тупой улыбки. И ему казалось, что он видел. Но это могли быть просто его расстроенные нервы. «Скольких она успела так загипнотизировать по пути ко мне и обратно?» – гадал он. Все стражники в тюрьме куда-то подевались. Камера Сефиры была открыта, внутри было много народа. Сидящие на полу люди образовали круг, в центре которого стояла Сефира Даатская. Она проповедовала:

– Вы пришли ко мне за простой истиной. Но простой истины не бывает. Только ложь пряма и однозначна. Только ложь может сразу дать вам ответ на любой вопрос, рассудить, что хорошо, что плохо. Истина многогранна, сложна, но она одна, а ложь бесконечна. Наше дело – стремиться к истине, а не метаться от лжи к лжи. Ложь порождает зло, рабство, беспредел. Наши предки не могли знать все, они боялись тьмы, не зная, что она всего лишь предвестник света. Им было так страшно, так холодно во тьме незнания. Чтобы согреть себя и успокоить, они придумывали. Они обманывали сами себя, но только из безысходности. Выдумка накапливалась, создавая новую ложь. Обман стал отравлять сердца, отравленные люди стали пользоваться выдумкой в корыстных целях. Наш путь – вылечить людей от зла, от обмана, принести им чистоту. Мы есть чистота.

Прокуратор вошел внутрь.

– Что же, речи толкать ты умеешь. Говоришь о чистоте людям, которых одурачила. Которых ты свела с ума. Ну что, фанатики? Раздерите меня, попытайтесь! Ибо я покончу с вашим лжепророком. Вы уничтожите меня, уничтожите всех, кто встанет у вас на пути. Что тогда ваша любовь, ваша истина? Религия мирная, пока не наберет силу. А дальше они готовы убить не только за притеснения – за инакомыслие, за слово.

Но люди молча смотрели на него, не трогаясь с места. «Лучше бы напали, их поведение было бы понятнее», – подумал Прокуратор. Сефира обратилась к последователям, попросив их идти. Они послушались. Прокуратор стал медленными шагами обходить Сефиру Даатскую по кругу.

– Что это: гипноз, алхимия? – он замялся, – колдовство?

– Свет.

– Хватит, я все равно тебе не поверю. Знай, я тебя презираю. Не думай, что твои рассуждения новы: у нас любой ребенок-воспитанник лицея скажет тоже самое, только лучше.

– Точно, ибо дети чище, возраст тоже отравляет. Ведь боль накапливается. Я вижу, сколько боли в твоей душе, Прокуратор! Позволь мне помочь тебе! Немного мира, немого понимания, немного сострадания, для завтрашнего дня – немного любви.

Она протянула руки вперед. Прокуратор отпрянул буквально за секунду до того, как Сефира должна была коснуться его лица.

– Вот и спала с тебя маска уравновешенности. Ты насильно хочешь навязать свои идеи о мире без власти, о мире без закона. Хочешь превратить всех в послушных марионеток. Действительно, ведь ненавистью уже никого не проведешь, но как же легко заставить человека подчиняться во имя добра.

– Я уже говорила тебе, как хорошо ты рассуждаешь? У тебя бы хорошо получилось рассказывать истории, твои отрицающие все добро сказки.

Прокуратор вышел из камеры и запер её ключами, которые имел при себе. После этого он позвал е себе двух стражников, крайне удивленных тем, что они пришли на свою смену, а тюрьма пустая.

– Что думаете о нашем пленнике? – спросил Прокуратор.

– Что о ней думать? Фанатик, да и только.

Второй согласился. Прокуратор кивнул им, улыбаясь. Наконец-то адекватные люди.

– Отлично. Приказываю вам охранять эту камеру. Никого не впускать кроме меня. К пленнице не прикасаться и не говорить с ней ни под каким предлогом. Ослушаетесь – вас ждет казнь.

Довольный, он пошел к лекарю, чтобы попросить его осмотреть Сефиру после её казни. Врача он нашел в госпитале. Улыбаясь, лекарь поприветствовал его. Что-то в его взгляде не понравилось прокуратору. Правитель города высказал свою просьбу:

– Зачем же казнить? – вдруг заявил лекарь, – она же ничего плохого не сделала.

Ужас объял Прокуратора. И он?! Прежде лекарь бы мог предложить только прижизненное вскрытие.

– Ты контактировал с ней, отвечай!

– С кем, сударь? – спросил смущенный лекарь.

– Так, – рассуждал Прокуратор, – значит, ты работал только со стражником, которого я привел, пленницу не трогал?

– Так точно, друг.

Прокуратор круто развернулся и вышел, делая вывод: «Это болезнь, и она заразна». На следующее утро он предстал перед триумвиратом Магды:

– Очевидно, что культ – порождение не морального разложения, но последствие новой, неизвестной болезни, разлагающей мозг. К несчастью, приход болезни в столицу мы не успели предотвратить. Судя по увиденному мною, она передается через касания. Ввиду сложившихся обстоятельств, прошу дать в мои руки полную власть по борьбе с эпидемией. Уверен, я смогу предотвратить дальнейшее распространение поветрия. Республика должна выжить.

– Мы всегда доверяли вам,