Да что там, судя по морде взводного он тоже слегка подохренел от увиденного.

Ваня сначала ничего не понял, хотя стоял за Мамедом, а потом...

Потом все стало ясно. Короче говоря, Аллахвердиев обладал воистину выдающимся хером. Эдак длиной по колено. Мало того, этот хер... еще и гордо встал при виде Курицыной.

— Ну ни хера себе... — хмыкнул старший лейтенант. — Тебе Аллахвердиев только кобыл ебать...

— А нельзя обойтись без ваших шуточек? — гневно взвизгнула Курицына. А потом... потом схватила со стола длинную деревянную линейку и со всей силы щелкнула Мамеда по члену.

— В-ва-а-а-ай!!! — «диневальный» взвизгнул так, что даже Ивану стало его жалко.

— Вот! — довольно улыбнулась военфельдшер Курицына, кокетливо поправила шапочку и скомандовала: — Следующий!

Ваню она пропустила, предательски неудосужив хоть каким-то особенным вниманием, чем слегка даже обидела. И вообще, после того, что она сотворила с Мамедом, Иван из мужской солидарности полностью потерял к ней интерес.

После медосмотра Курицыну увезли на полуторке, а личный состав продолжили гонять до самого ужина. Правда после ужина все-таки выделили личное время. Однако, и это личное время безжалостно урезали, заставив сколачивать поддоны из досок, на которых вместо кроватей предполагалось спать.

Из-за того, что молотка было всего два, а пила и вовсе одна, очередь до Ивана с товарищами из отделения должна была прийти к утру, в лучшем случае. Ваня этому не особо огорчился и решил сходить во двор подышать свежим воздухом. И наткнулся на долговязого жердяя с двумя его дружками, которые зажали Мамеда за казармой.

— Ты, чурка тупая... — втолковывал Аллахвердиеву длинный, держа его за грудки. — Повтори что сказал? Да мы тебя...

— Отпусты! Сама ты чурка! — ярился Мамед, но довольно вяло и никаких попыток вырваться не предпринимал.

Ваня вздохнул. Ввязываться в чужие разборки он не любил, в любом другом случае прошел бы мимо, но длинный начал его раздражать.

— Отпустили Мамеда и съебали, — тихо, но решительно предложил Иван.

— А, это ты... — довольно осклабился длинный. — Сам пришел...

Ивана обступили его дружки.

— Если ты думаешь... — начал жердяй.

Но не договорил. Иван воткнул кулак ему в солнечное сплетение, потом крутнулся, сбив второго локтем в челюсть, а третьему, просто пробил с колена в грудь, выпрыгнув в ударе под говорящим названием «бомба».

Через пару секунд уже вся троица валялась на земле. Ваня старался не калечить, но досталось им неслабо.

— Так-так... — позади вдруг раздался жесткий голос Рощина. — Я смотрю, по спецлагерю соскучились?

Ваня зло скрипнул зубами. От штрафной роты он был не в восторге, но в спецлагерь совсем не хотелось.

Рощин присел возле подбитого верзилы, хмыкнул и скомандовал:

— Еще раз подобное случится и пожалеете о том, что на свет родились. Понятно? Кутепов? Аллахвердиев? Кирсанов, Овсиенко? Целы? Целы спрашиваю? Все ясно? Марш в расположение. Бегом, мать вашу! А ты, Куприн... — взводный встал. — А ты, Куприн, за мной.

— Она хороший человек, — встрепенулся Мамед. — Это моя все виноват. Нэ надо его в спецлагерь, товарища командира, нэ надо...

Но после стального взгляда Рощина скукожился и побрел в казарму.

Вводный привел его в свою каморку, сел на табурет, с любопытством глянул на Ивана и удивленно поинтересовался:

— Что это было, Куприн? То, что ты боксер, я знаю, но это был не бокс.

Ваня покосился на висевшие на гвоздике боксерские перчатки и тихо ответил:

— Бокс. Но я его немного доработал. Опять же, от деда книга осталась по азиатской борьбе. Но я это... больше не буду. Так просто получилось...

— Азиатская, говоришь? — Рощин хмыкнул. — Да, Куприн... теперь понятно, зачем тебя... — он недоговорил и резко сменил тему. — Короче, еще раз ударишь кого-нибудь — отправишься снова под трибунал. Понял? Научись решать проблемы без кулаков. Понял? Свободен. Стой... а ну покажи что-нибудь. Ну, удар какой...

Ваня пожал плечами и изобразил сок ти и сок таг, выступающий и перпендикулярный удары локтями.

— Н-да, интересная штука, — старлей уважительно кивнул. — Правда я сильно сомневаюсь, что так пробьешь защиту хорошего боксера. Но ты это... на всякий случай не светись со своей азиатчиной. — По тебе и так не все вопросы закрыты. Давай, иди. Потом еще покажешь. И не переживай, тебя никто в роте не тронет. Никто никого не тронет. Я обещаю. Но учись с людьми ладить. Тот красноармеец, которого ты уронил, ну, тот что длинный, между прочим, три танка из ПТР подбил, за что «Красную Звезду» получил. А сюда попал по глупости и зазнайству. Да командир тоже у него... того... В общем, иди и будь умнее.

Выйдя от взводного Иван с облегчением вздохнул. Однако, постоянные обмолвки командного состава начали сильно его настораживать. То ротный с какого-то хрена любимчиком обозвал, теперь старлей что-то начал плести про то, что ему понятно зачем меня... Вот и спрашивается, зачем и кто? Неужто опять гебешные уши торчат?

По поводу длинного, который оказался героем, Иван как раз ничуть не удивился. Так как уже не раз по собственному опыту убедился в том, что на войне люди раскрываются всегда по-разному. Гопник может оказаться героем, а душа-человек, симпатичный внешне и внутри — на поверку становится последней сукой.

Поддоны так и не сбили, зато благодарные Аллахвердиев и Петров, сварили котелок душистого отвара из листьев и травок. Ваня похлебал варево, отстоял вечернюю проверку и со спокойной душой завалился спать.

Правда азербайджанец и якут успели спеться и вовсю болтали, не давая заснуть Ивану.

— Ты видэла? Видэла? — горестно жаловался Мамед. — Какой дурной баба, зачэм бить мой дорогой писун? Что я ей сдэлал? Вах-вах, красивый баба, а голова пустой...

«Что они находят в этой Курицыной? — про себя удивился Ваня. — Ни с кожи, ни с рожи, ножки тоненькие, а жить то хочется...»

— Класивый всегда дулной... — умудренно отвечал Петруха. — Советский власть шибко хорошо, но баба дулной делал. Баба долсен дома сидеть, а она косынка голова одевать и тлусы одевать. Сасем? От тлусы вся беда...

— Вах, какие правильный вэщи говоришь! — восхитился Аллахвердиев. — Этот трусы совсем баба голову ломать! Старик наш говорил, шайтан придумал трусы-шмусы...

— Ага, — охотно поддакнул комод Демьяненко. — Бесовская придумка эти трусы. Раньше как, моет баба полы, ты подошел, юбки раз и на голову задрал и все, дело