Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Лагерь был… на мой вкус — странным. Со следами… махновщины, что ли. И, определённо, декаданса. Неряшливенько, грязненько, пёстренько (ну, это — бог с ним) и вообще, как-то… расхлябанно, вот. Табор, а не лагерь.
Я прошлась по кое-как прибранной центральной улице, заглянула в боковые отвороты, за сутки начавшие приобретать очарование трущоб, и досадливо поцыкала.
Да уж, намучаемся мы с этими цветами свободы. Пробормотала под нос неприличное слово. Цыганята, по ходу, услышали и занервничали. Вернулась к поляне, на которой в бытность этого места рейнджерским лагерем происходили всякие сборы и посиделки, ещё раз осмотрелась по сторонам.
— Так. Зовите всех сюда, будем заниматься вашим воспитанием. Не успеете собраться за пять минут — у всех на ужин будет хлеб и вода. Коллективная ответственность, слыхали про такое? — я посмотрела на наручные часы, потом на всё ещё стоящих рядом со мной цыганят. — Время пошло!
Ну и интермедия разыгралась, скажу я вам! Пацаны побежали по лагерю, призывно выкрикивая на своём. Я надеюсь, что это был призыв к сбору. Не все задвигались быстро, так что спустя пару минут в голосах глашатаев прорезались истерические нотки. И тут — вовсе неудивительно — Петрашенки никуда не захотели идти. У них обед и так был хлеб с водой, пофиг им на всё.
Санчаки заметались и попытались успеть вытащить Петрашенок силой. И им, в принципе, это удалось, но не за пять минут, конечно. Приволокли они девок, словно муравьи питательных гусениц и сложили пред мои ясны очи. Я прям почувствовала себя муравьиной матерью.
Шишковы тем временем избрали другую тактику: вывели всех своих и даже построили (и где такого ума нахватались), уложившись по времени — и ещё минут десять, разинув рты, вместе со мной наблюдали за борьбой муравьёв с амазонками.
Всё это сопровождалось жутким гвалтом по-цыгански.
Петрашенки были гордые в своём шалаше, а увидев меня снова сдулись и стали обыкновенные девки, а вовсе не воинствующие девы, да к тому же ещё и изрядно потрёпанные. Прочие сбились по обеим сторонам двумя аморфными кучами.
Что-то глядя на этот смешанный строй мне вовсе не хотелось миндальничать. Помните выражение: работать не за страх, а за совесть? Так вот, совестью здесь вовсе и не пахло, от слова совсем. И желанием работать тоже. Да и страх, который в некоторой мере имелся, был какой-то ненастоящий. Так что уравнение никак не складывалось. Зато в изобилии присутствовало желание халявы, лень и саранчовая привычка к безнаказанности. Ну что, будем вколачивать правду жизни.
— Вы чё, девки, в край чтоль охренели? — ласково спросила я. — Если я ещё что велю, вы сразу имейте в виду, что в гневе я страшна. Жопы у вас уже битые, так что займёмся лечебным голоданием. Кушать будете водичку. И вы тоже не больно радуйтесь! — прикрикнула я на остальных. — В пять минут уложились?.. Ну вот и замечательно! На ужин — хлебушек.
В это время, разбавив торжественность момента, бодрой рысью из кустов появился Славка с тачкой, полной складного армейского инвентаря. Он споро поставил мне стол, стул, вынул из-за пазухи и положил передо мной свою тетрадку с ручкой и бодренько сел рядом на вторую табуретку, так что мы стали вроде как президиум. Не хватало графина с водой и колокольчика.
— Итак, кто запомнил, как ко мне обращаться?
Ряды черным-чернющих глаз таращились на меня изо всех сил. Видно было, что у некоторых есть версии, но вслух они их не скажут. Ясен пень, помнят, как меня их родаки называли. Ворони́ха. Я смотрела на них, и многие взгляды мне категорически не нравились; внутри закипал гнев.
— Многие из вас, видимо, не поняли, что произошло. Ваши рода ввязались в игры с кровной местью — и проиграли. Отныне все вы, от мала до велика, и даже младенцы бессловесные, — все находитесь под родовой клятвой рабства! Поэтому я для вас — ХОЗЯЙКА!!! Понятно⁈ И обращаться ко мне следует только так! Дальше. Мне не надо копаться у вас в головах, чтобы понять — мне не нравится то, что я вижу. Вы привыкли жить нагло. Воровать, обманывать, жить за счёт других. Думаете, вы птицы вольные? Хрена с два вам! Вы как черви, которые завелись в продуктах! Хуже! Вы — глисты! Грязь и отребье, с которым я должна теперь возиться! Мне плевать, что вам не нравится то, что я говорю! Вы на земле Белого Ворона, вы — моя собственность, и вы будете делать то, что я велю!!! И делать как положено! Иначе — я клянусь вам — ваши шкуры от порки зарастать не будут! Кто умный — до того дойдёт через голову. Всем прочим — через жопу! Розги! Не хватит — значит, плети! — я вдруг успокоилась и заговорила тихо-тихо. — Или исправитесь — или сдохнете.
Теперь про охрану. Жирно слишком, чтобы такую шелупонь ещё и караулили, поэтому пасти будете себя сами, сами и наказывать.
Я запрещаю вам покидать пределы этого лагеря по своему желанию. Выйти вы можете только на работы или по прямому указанию — барона, моему или лиц, поставленных над вами управляющими.
Я запрещаю вам причинять вред любому человеку, находящемуся под защитой Белого Ворона, в том числе друг другу. Исключение — приведение в исполнение наказаний.
Я запрещаю вам портить имущество Белого Ворона и друг друга.
Я запрещаю вступать в препирательства с поставленными над вами управляющими. Ваше слово теперь — последнее, ваши хотелки никого не колышут и всё, что вы можете — предложить или попросить, а дальше — как управляющий решит.
За невыполнение трудовой нормы — порка и уменьшение нормы питания.
Лагерь и внешний вид привести в идеальный порядок! Как только будет грязь и расхлябанность — переходим на хлеб и воду. Сразу все! Что такое коллективная ответственность вы уже сегодня узнали. Сегодня старший над вами — Вячеслав. Слушать его беспрекословно. Вечером приеду лично, проверю, что́ вы за сегодня наработали. Вопросы есть? Вопросов нет. Лекция закончена.
Больше мне здесь делать было нечего. Я вручила Найдёнову его тетрадку и села на лошадь.
— Слава, охрану я снимаю, больше в ней нужды нет. Остаёшься тут управляющим, я сейчас скажу дежурным, выделят тебе человека хоть два-три, а то зашьёшься ты один. Вечером к совету подойди, отчитаешься, по команде решим. Я думаю, человек пять тут ещё нужно. Надо этих дикарей в порядок