надеясь отыскать опору, поставила колено туда, куда не следовало. Дэр приглушенно застонал и тотчас ослабил хватку.

— Милая! — выговорил он. — Неужели я заслужил?

Меня распирало от гнева, смеха и стыда.

— Прости… Я лишь не хочу, чтобы мы… То есть… ты же не держишься совсем! — наконец дошло до меня.

Я не успела сообразить, как он так спокойно сидел, умудряясь при этом ещё и не давать мне биться о стены. Дэр поднял меня обеими руками, перекинул через себя и мягко усадил рядом. Путаясь в юбках, я вскинула ногу — единственную часть тела, что ещё принадлежала ему — и пяткой в толстом носке заехала мужчине прямо по носу.

Мы расхохотались одновременно, но смех быстро прервался — на очередном ухабе карета накренилась, и Дэр, несмотря на свою ловкость, оказался прямо надо мной. Я не успела ощутить тяжесть его тела: мужчина быстро вернулся на место и, высунувшись в окно, прокричал:

— Эй, полегче! Не дрова везешь!

— Простите, лорд Магици! — виновато отозвался кучер. — Дорогу размыло.

Я поспешно поправила юбки и снова укуталась в меха, всем своим видом изображая независимость. То была, конечно, глупость. Мне нравилось ехать с ним сквозь черную ночь, вслед за лунным светом к неведомому дому. Мне нравилась его решительная близость, звук дыхания, растрепанные темные волосы. Дэр перехватил мой взгляд.

— Ты замерзла, — повторил он, хотя сам сидел в одном пальто и, казалось, вовсе не зависел от погоды.

— Немного, — призналась я. — Не понимаю, почему. Ты сидишь практически раздетый — и хоть бы хны.

Дэр нагнулся и вытащил из-под сиденья шерстяной плед. Он был небольшим, но от одного вида темной полости меня затрясло больше.

— Только давай не будем драться, — сказала мужчина. Губы дрожали, он снова сдерживал улыбку. — Ты подвинешься ближе и дашь мне тебя укутать. Хорошо?

Я кивнула, ощущая, как напряжение опускается в живот. Прежде оно было замешано на ужасе пережитого и горечи утрат, но колдовская ночь, странные глаза моего попутчика и плохая дорога сделали свое дело. Теперь внутри зарождалось нечто приятное и властное, подавляющее. Последний светляк — фонарик, в котором горел маленький солнечный камень — погас, и теперь нас окружал мрак.

— Этот светит до двух часов? — спросила я, надеясь голосом разорвать тьму.

— Да. Мы перешли границу. Ты не знаешь, в лесу духи водятся?

Дэр говорил о законах колдовских чащ. Согласно ним, волшебство просыпалось в одиннадцать вечера, в три часа ночи достигало апогея, и засыпало в семь утра до нового вечера. Были силы, что бодрствовали днем, например, матили, но самые могущественные предпочитали ночь.

— Да, но только мирные…

— Духи всегда хотят чего-то от людей, — сказал он. — Добрые они или злые.

Мне стало страшно, даже пожар отошел на второй план. Я поспешно подвинулась к нему, и Дэр обнял меня одной рукой за плечо, мягко притянул к себе.

— Не бойся, милая. Можешь поспать, если хочешь.

Я неуверенно коснулась его запястья, и Дэр едва ощутимо вздрогнул.

— Болван, — пробормотал он, и, не успела я спросить, кто и почему, как мои пальцы оказались в его теплой широкой ладони.

Он поднес их к губам и принялся мягко согревать каждый по отдельности, чтобы затем снова и снова соединять вместе и касаться горячими губами. Я замерла, застигнутая волнами настойчивого блаженства. Губы Дэра были чуть шершавыми и твердыми, а появившаяся темная щетина приятно щекотала подушечки пальцев. Быстро он, надо сказать, зарастал. Еще вечером на его лице не было ни намека на бороду.

— Спасибо, Дэр, — прошептала я.

— Не за что, Мэй. Ноги не холодные?

— Нет. Мне теперь теплее, — отозвалась я. Хотелось забраться к нему на руки, обнять за шею и…

Снаружи о карету что-то стукнуло, и я встревожено поглядела на Дэра.

— Эй, Второй! — крикнул он кучеру. — В чем дело?

— Это дождевые слизни, господин, — встревожено отозвался тот. — Их пока немного, я постараюсь объезжать ловушки.

Я плохо разбиралась в фауне этих краев, но знала, что зубастые паразиты любят мокрые дороги и грязь. Тут они поджидали жертв — мелких и средних животных, идущих по своим делам. Присасываясь, слизни пили кровь, но убивали ли добычу — я не знала.

— Почему они липнул к карете? — встревожено спросила я. — Мы не можем закрыть окна?

— Внутрь они не полезут, — спокойно сказал Дэр. — Просто кучер наехал на вырытую ими ловушку — и слизень среагировал на движение. Лошади давно привыкли перепрыгивать ловушки, у них чутье.

— Почему же его не расплющило колесом? — спросила я, живо представляя себе зубастое голодное существо, что теперь висело где-то снаружи.

— Такую тварь непросто убить, милая. Панцири у них крепкие.

Хлюп-хлюп-хлюп, — донеслось с улицы. Кто-то определенно бежал за нами прямо по грязи, и этот кто-то был немаленьким.

— Проклятье! — выругался Дэр, и я поняла, что слизень — лишь небольшое недоразумение по сравнению с тем гостем, что преследовал нас. Мужчина высунулся из окна, и я не удивилась, увидев в его руке кинжал. — Второй, будь осторожен!

Но было поздно. Я услышала, как вскрикнул кучер, потом донесся негромкий шлепок, и наступила тишина.

Дэр обернулся и бросил, заставив меня скукожиться в своем гнезде:

— Кучер мертв. Сиди здесь и не шевелись, поняла?

И стремительно выгнулся, вылезая из окна наружу.

— Понесло же нас сквозь ночь! Страхи, убирайтесь прочь… — пробормотала я, слыша, как отдуваются лошади. Ох, предки! А что, если тварь, что сцапала несчастного кучера, схватит коня?.. А если слизень? Вдруг он все-таки вцепится в тонкое усталое копыто? Дэр!..

От ужаса меня едва не вырвало. Приближалось знакомое хлюпанье, и я знала, что второй монстр тоже хочет мяса. Ему будет удобно схватить сидящего на козлах мужчину, у которого только и был короткий кинжал да изворотливость. Но Дэру надо было управлять повозкой и успевать замечать слизневые канавы. К тому же луна скрылась за тучами, и мы ехали в кромешной тьме, исключительно на лошадином чутье и удаче. Хорошо, что Сибские упряжные славились силой и понятливостью. Вот только вряд ли они могли спасти Дэра от растерзания. Кучера ведь не спасли…

Моего Дэра. Моего мужчину. Впервые я столь ясно ощутила вкус обладания, установившуюся между нами прочную связь. И ни его переменчивое настроение, ни моя нерешительность не рушили зарождавшееся чувство. Оно лишь укреплялось, росло и разбухало, как земля от влаги. Эта гроза принесла мне не только боль. Потеряв, я обрела.

И вот снова могла потерять. Нет, этого нельзя было допустить.

— Дэр! — закричала я. — Господи, кто нас преследует?

— Лезь под сиденье, милая! — приказал он. — И сиди там, пока не позову.

Ещё чего! Я скинула с себя