Он мог психануть из-за какой-то ерунды, но с хладнокровием заключать исключительно успешные сделки. Он умело подбирал слова, говоря о самых небывалых вещах, и сейчас его спокойная манера общения заставила Джейкоба покрыться холодным потом.

– Я проснулся, чуть ли не крича, – звучит само по себе как драматическое, мать его, преувеличение, согласен? Кошмар, какой бы ужасный ни был, – просто преходящая фигня. Но от того сна я еще полчаса отойти не мог, а когда на кухне громыхнула в раковине косо лежащая тарелка – взвизгнул, как девчонка. Так вот, в том сне твой отец…

– Замолчи, молю.

– Знаешь, она беременна, – сказал Вейкли. – Лиза беременна, и я собираюсь жениться на ней. Во сне Айзек попросил, чтобы я не пускал тебя туда. Чтобы ты держался подальше. Рейчел тоже была там, точно такой, какой я ее помню. Господи, ты не знаешь, какой скверный сон это был. Ужаснее просто некуда.

Но Джейкоб, конечно, знал. Выходит, вернуться домой – не полностью его решение. Все происходит неслучайно; узлы в опутавшей его семью сети то ослабевали, то стягивались туже, но никогда полностью не развязывались.

– Кто еще там был? – спросил Джейкоб.

– Маленькая девочка. Какая-то маленькая девочка… она сказала, что скоро умрет.

Глава 4

Лиза пересекла улицу, идя против неожиданно грубой толпы, двигавшейся в противоположном направлении. Пара китайских курьеров с мрачной решимостью в глазах промчалась мимо, будто они спешили проехаться по чьей-нибудь могиле. Она встала на бордюр и шмыгнула в столовую на углу, уже чувствуя запах кофе поверх вони куч мусора снаружи.

Группа плохо одетых клерков толкалась локтями на входе. Кто-то улыбался, кто-то разглаживал стрелки на брюках, где-то покашливали – обычно она этот звук ненавидела, но кое-как терпела. Она проверила меню и заказала для Боба нежирную еду, надеясь хоть немного снизить уровень холестерина. Лиза прекрасно знала, что к тому времени, как она вернется, Джейкоба уже не будет.

Пока заказ готовили, она подошла к телефону-автомату рядом с туалетами, миновав тех же самых клерков, развязной походочкой Мэй Уэст. Толчею бедных мужичков она ради шутки наградила соответствующей роли улыбочкой – да такой, что все они попрятали лица за своими сэндвичами в промасленной бумаге.

Сняв трубку, Лиза зажала ладонью второе ухо, чтобы не слышать шума кафетерия, набрала номер Кэти – и наткнулась на автоответчик. Покачала головой, дивясь тому, что подруга, видимо, уже на паре истории: ну да, нет ничего увлекательнее в девять утра, чем история Филиппин в двадцатых годах двадцатого века. Не так давно Лизе было стыдно – ни за деньги в колледж не прошла, ни по успеваемости; но чем больше ей рассказывали про увлекательную историю Филиппин и изумительных преподавателей, готовых сожрать тебя с потрохами за незнание годов жизни Мануэля Луиса Кесона-и-Молины, тем сильнее Лиза крепла в убеждении, что ей еще повезло – не потратила впустую ни время, ни деньги.

Может быть, Кэти не пришла на лекцию, а вместо этого решила отправиться в свое новое место для сна – в университетскую библиотеку, где она привыкла валяться на новых футонах, уложенных вдоль окон на третьем этаже: все необходимые тексты под рукой, но вроде как глаза не мозолишь, персонал библиотеки не бузит. Кэти спала в обнимку с очень толстой, полной закладок и разноцветных ярлычков, отмечающих важные места, папкой – хранилищем материалов диссертации, призванной снискать ей степень доцента гуманитарных наук (и обеспечить безработицей на долгие годы). Вздумай какой-нибудь псих похитить этот труд, ему пришлось бы отрезать у спящей Кэти обе руки по локтевым сгибам. Лизу иногда охватывало чувство превосходства, когда она думала о том, сколько подруг будут стремиться к чему-то столь же престижному, как ее собственная работа, когда выйдут из-за своих увитых плющом стен.

– …и я свяжусь с вами, как только смогу. Спасибо!

Лиза сказала:

– Кэти, ты зря отправилась глотать книжную пыль так рано, поверь мне. Кто-то тебя сильно любит в небесной канцелярии – все звезды сходятся в твою пользу, дуреха. Не сочти за перемену темы, но все ж я скажу тебе: да, ты была права, и да, кажется, я влюбляюсь. Но только не говори, что я слишком быстро привязываюсь не к тому типу мужчин, ладно? Я давно в курсе. И да, он слишком стар для меня, но мы поговорим обо всем этом, когда перед нами будет два бокала «Лонг-Айленда» со льдом.

Она все еще не знала, сколь много следует рассказать Кэти, какие темы являются абсолютно безопасными, о чем можно распространяться в деталях, а о чем лучше умолчать. Иногда они могли поговорить о мужчинах, детях, домах, подъездах, деньгах, контроле над рождаемостью и своих братьях и матерях. Но порой они подходили к какой-нибудь теме, и Лиза видела, как меняется лицо ее подруги – как будто ее ударили, и взгляд мертвеет в считаные секунды. Значит, что-то снова напомнило ей о скверной поре, когда она жила с дедом или с Тимом; о том отрезке жизни, что привел ее в итоге в больницу.

– Ладно, теперь к самому интересному. Угадай, кто сегодня заглянул в литературное агентство Роберта Вейкли, где я с недавнего времени работаю. Да-да, тот самый писатель-отшельник, у которого ты страсть как хотела взять интервью. Сколько я ни подмасливала Бобби, он о нем – молчок; в силе воли этому мужчине не откажешь. Но сегодня тот сам взял и наведался! Пара часов езды на север штата в мою сторону – и ты его подловишь, тут как пить дать. Можем устроить победный девичник по этому поводу. Он кажется очень милым и покладистым, совсем не такой чопорный, как мой Боб. И, Кэти, забудь о той дерьмовой фотографии, которую они штампуют на задней обложке его книг, – в жизни он довольно-таки симпатичный.

Она повесила трубку, пошла в дамскую комнату, заперлась в кабинке и беззвучно плакала порядка девяноста секунд. Когда она закончила, ей потребовалось лишь немного подкрасить глаза подводкой. Она задавалась вопросом, оплатит ли Боб хотя бы половину стоимости запланированного на ближайшее время аборта.

Глава 5

С той же уверенностью, с какой встретившиеся после разлуки любовники впиваются в плоть друг друга, его ноги коснулись едва заметной зыбучей грязи. Листья плескались у его лодыжек, земля, похоже, вздымалась навстречу каждому его шагу. Эта каменная твердь будто приветствовала его, вселяя несуразное чувство гордости за самого себя.

Вода в пруду рябила, отражение луны дрожало; волнение означало – нечто большое до сих пор плавает там. Джейкоб опустился на