Пришлось выворачиваться:

– Князя Курбского, боевым холопом, в плен попал, ну а дальше…

– Понятно. Тут нас трое только, с боевым опытом, остальные – сосунки еще, учить надо, после прошлого набега четверых калечных привезли, остальные в мать сыру землицу легли. Вот боярин и набирает себе новую рать, не ровен час – недруг нападет. Ты сулицей али копьем владеешь ли?

– Нет, Георгий, я пластуном был.

– О, дело хорошее, опытный пластун дорогого стоит. И у нас, пожалуй, я тебя пластуном определю. Упражняться с оружием завтра начнешь, сейчас уже время обеденное; как поедим – подгоняй под себя снаряжение, а завтра – со всеми вместе. Голова над тобой – я, уж затем – боярин. Калистрата можешь не бояться, над боевыми холопами и ратниками он не волен.

День шел за днем, под руководством Георгия мы занимались с оружием, в кулачном бою, накачивали мышцы тяжестями. За месяц я сбросил лишний жирок, сносно стал метать сулицу, попадая метров с тридцати в цель. Побратимы признали меня за своего, хотя и приняли сначала холодновато – не могли поперва простить свой проигрыш в учебном бою. Вот и сегодня мы тренировались деревянными мечами, разбившись попарно.

Во двор влетел на коне дружинник, бросил поводья одному из холопов, взбежал на крыльцо. Ему навстречу уже выходил боярин. Все бросили занятия – видно, случилось чего, гонец от князя прибыл.

Георгий поспешил к боярину, все трое о чем-то заговорили, потом гонец вскочил на коня и был таков.

Георгий подошел к нам.

– На сегодня схватки отменяются; идите, готовьте оружие, проверяйте седла, осмотрите подковы у лошадей, завтра с утра выступаем в поход. За недосмотр взыщу строго! – Он показал кулак.

Все побрели в воинскую избу, кто-то свернул к конюшне.

Конь мой был недавно подкован, оружие в полном порядке – за ним я следил. Вещей личных практически не было – пожалуй, только ложка; так что собирать было нечего.

Утром, едва пропели петухи, со двора боярина Охлопкова выехали подводы с провизией, походным шатром для боярина, походной кузницей. Нас же плотно покормили, и только тогда, оседлав лошадей, мы строем попарно выехали. Каждый вел за собой запасного коня, это называлось о-двуконь. Часа через два догнали обоз, обогнали и поехали впереди.

Днем останавливались только единожды – попоить лошадей да переседлаться на запасных коней. Сами перекусили всухомятку – вяленым мясом со свежим хлебушком, что полночи пекли кухарки на все наше воинство.

В вечеру разбили бивак на опушке леса, рядом с ручьем. Пока обозные кашеварили, боярин вкратце пересказал, что идем мы на соединение с другими боярскими дружинами, поскольку князь по государеву указу большое воинство собирает у Переяславля, крымские татары набеги на земли русские учиняют. Много народа в полон взяли, сел разорили. Пора им укорот дать.

Поужинав горячей кашей с убоиной, улеглись спать, бросив седла под голову, подстелив на землю попоны.

С утра двинулись в путь, обоз потянулся за нами. К обеду соединились с малою дружиной еще одного боярина, числом около десятка. Обоза при них не было, все припасы в переметных сумах на заводных конях. Бояре спрыгнули с лошадей, обнялись и облобызались по русскому обычаю.

Я подъехал к десятнику.

– Георгий, далече ли нам еще?

– Два дневных перехода.

– Может, дозорного вперед выслать, не ровен час – крымчаки налетят.

– Да не, они еще далече, не переживай.

Ну, вам виднее, ребята, вы на своих землях, все дорожки знакомы.

Ночевали вместе, объединенным воинством. Но каждый со своими.

После сытного ужина завалились спать, не выставив даже караульных. Черт, сержанта бы вам армейского, показал бы вам кузькину мать. Мне-то чего расстраиваться, надо мной десятник, над ним – боярин, должны знать, что делают.

Утром снова двинулись в дорогу.

Обоз уже отстал, лишь вдали виднелась пыль, обозначая местоположение обоза. Я подставил яркому солнышку лицо; чего конем управлять, не машина, сам идет.

Вдруг впереди раздались крики. Я сбросил сонное оцепенение и похолодел от кошмара. С широкой лесной прогалины, из густого березняка на нас выхлестывали татарские сотни, вмиг растекаясь вширь на лугу и охватывая нас широким полукольцом. ешкин кот с вашей боярской самонадеянностью! Дозорных нет, предупредить было некому, щиты на телегах в обозе, кольчуги у многих в переметных сумах на заводных лошадях. К встречному бою наш отряд фактически не готов.

Охлопков, правда, быстро отошел от шока, вырвал меч из ножен:

– Рассыпайся в лаву!

Это мы уже проходили.

Едущие по правой стороне дороги стали разворачиваться цепью вправо, едущие слева – по другую сторону. Не густо! Татар сотни четыре, а нас вдесятеро меньше, не устоять! Я повернул голову, оглядел нашу жиденькую цепь, бросил взгляд вперед – татары накатывались плотной массой, пригнувшись к спинам небольших лошадок и выставив вперед короткие копья с бунчуками. От топота копыт их лошадей гудела земля. Мне уже были видны их лица, и когда до смертельной для нас сшибки оставались секунды, из груди моей вдруг вырвался крик – от ужаса ли предстоящей смерти, от ярости и гнева – сказать уже не берусь. Крик этот был даже не криком, а воем, стоном, рыком, но с каждым мгновением он крепчал, заглушая топот копыт, становился мощней.

Ну не может так кричать человек. У меня самого по спине побежали мурашки. Крик был такой чудовищной силы и мощи, что татарская лава, которую уже никто вроде бы и остановить был не в силах, замедлила ход и встала. Кони от страха приседали, прядали ушами, сбрасывали всадников. Татары в испуге бросали оружие и закрывали ладонями уши, только чтобы не слышать этот крик. Наши лошади тоже встали и испуганно дрожали, покрываясь обильной испариной. Татары вдруг повернули и бросились вспять. Никто из наших и не думал их преследовать, все застыли в ступоре.

Крик мой внезапно оборвался, сердце бешено стучало в груди, я еле переводил дыхание – воздуха не хватало, и я ловил его широко открытым ртом, в висках бешено стучало. Неужели это сделал я? Как я смог? Кто и что дало мне такие нечеловеческие силы? Вмиг припомнилось, что в такие же минуты смертельной для меня опасности и ужаса мне открывались новые, неведомые доселе возможности. Когда татарин целился в меня из лука, и я внезапно прошел сквозь стену, теперь выходит вот такое… как назвать новое приобретение, даже затрудняюсь сказать. Возможно, это близко к парализующему все живое направленному инфразвуку?

Я нашел в себе силы посмотреть по сторонам. В глубине души я боялся, что товарищи от меня шарахнутся, как от чумного. К своему удивлению, я обнаружил – никто и не понял, что виновником был я. Все изумленно крутили головами, переспрашивая: «Что это было?» Некоторые до сих пор сидели в седлах с выпученными от изумления глазами и открытыми ртами.