Мы можем опереться только на скупые описания внешности Соленика, сделанные двумя-тремя мемуаристами. Правда, между этими описаниями нет существенных противоречий, каждое как бы дополняет и развивает предыдущие.

«Старый театрал», видевший Соленика в самом начале его творческого пути, запомнил его как «среднего роста брюнета с кудрявыми волосами». «В разговоре его был легкий южнорусский (то есть украинский. – Ю.М.) акцент, что, впрочем, для Курска и тем более для Харькова самое заурядное и привычное явление».

Харьковский старожил В. Пашков писал о Соленике: «И вся фигура-то его была чисто комическая: небольшого роста, плотный, голова большая, с черными курчавыми волосами, огромный рот и с самым сатирическим выражением как-то особенно сложившихся губ, а глаза насмешливые. Один взгляд на Соленика уже вызывал небольшой смех…»[31]

И наконец, описание внешности Соленика, сделанное в воспоминаниях Рымова, – самое полное и, видимо, самое точное:

«Он был очень невысокого роста, худощав, но сложен стройно. Лицо… как бы вам описать его? Оно могло, пожалуй, показаться не красивым на взгляд того, кто полагает красоту лица в античной правильности очертаний, в свежем, молочном цвете кожи; но на наши глаза – оно было красиво. Цвет его был смуглый; на лбу и на щеках проходило несколько складок, что делало его старее, чем он был на самом деле, потому – что Соленик жил хотя немного, но много пережил. Открытый, почти плоский, с небольшою впадиною посередине, четырехугольный лоб показывал счастливое развитие мыслящей способности. Глаза блистали умом и живостью. Губы были выпуклы и очерчены резко, отчасти как у арабов, нижняя выдавалась, несколько отвисло, вперед, как бы свидетельствуя о гордости и энергии артиста. Все прочие части лица и вообще головы были на своем месте (что случается так редко) и в совершенной гармонии между собою. Довольно длинные, мягкие, темного цвета волосы зачесывались на затылок. Физиономия Соленика вне сцены была по большей части серьезна и задумчива. Одевался он часто щеголевато и всегда со вкусом».

Невысокий рост, смуглый цвет кожи, резкое, как у араба, очертание рта с выдающейся вперед нижней губой (это, наверное, и оставило у Пашкова впечатление, что у Соленика был «огромный рот») и, наконец, «неверность музыкального слуха», о которой писал Мятлин… Соленик не был видным собой, его внешние данные мало благоприятствовали для воплощения образа «героя», или «страшилы», если вспомнить ироническое выражение Рыбакова. Но он был далек и от устойчивого типа комика, каким его тогда понимали, «смешилы», по выражению того же Рыбакова, хотя наружность Соленика и заключала в себе «сатирическое выражение» и один уже взгляд на актера «вызывал невольный хохот». Но слишком много просвечивало в этом «сатирическом выражении» затаенной грусти, ума, серьезности… Соленик обладал той характерной, высшей красотой, которая возникает только в движении, в жизни, когда неправильные, как бы застывшие черты лица вдруг преображаются и силой глубокого, внутреннего выражения становятся и одухотворенными и прекрасными.

Подытоживая впечатления мемуаристов, современный исследователь говорит о сложности и портрета и характера Соленика. «Как человек Соленик отличался исключительным обаянием и простотой, веселостью и большим умом. Прямой и благородный по натуре, он готов был отдать последний рубль тому, кто терпит нужду. ‹…› Но наряду с этим актер был горд и вспыльчив, невыдержан, когда задевали его самолюбие или допускали несправедливость. Тогда он не считался ни с чем и ни кем, был резок, прямолинеен в своих высказываниях»[32].

Глава II. Харьковский театр

Публика образует драматические таланты. Что такое наша публика?

А.С. Пушкин. «Мои замечания об русском театре»

1

«Жизнь провинциального актера, обыкновенно, – кочевая жизнь, – писал Рымов. – Несогласия с антрепренером, выгодные приглашения (переманки) в труппу другого города и тому подобные причины заставляют его скитаться из края в край. То же было и с Солеником, хотя не в такой степени, как это водится с другими. Он игрывал в Киеве, Кишиневе, Воронеже, Одессе…» Еще Соленик выступал в Курске, Вознесенске, Лубнах. Играл он и в Севастополе, как это выясняется из корреспонденции Д.С.В. и Г. Славони в «Одесском вестнике»[33], и в Удгуеве, и в Ромнах, и, вероятно, во многих других южных городах.

Дорога, скитания, помимо всех своих хлопот и неудобств, заключали для каждого провинциального артиста нечто неизъяснимо романтическое: они манили неизвестностью, питали надежду, что вдруг на новом месте сбудется то, что никак не удавалось прежде… Но с годами все сильнее становилась тоска по семье, по родному обжитому очагу, – и вот уже ненавистными кажутся дали незнакомых дорог…

С каждым годом Соленик все больше привязывался к Харькову. Он неохотно оставлял город.

Служба в Харькове, где был постоянный театр, порождала ощущение устойчивости, давала возможности для оседлой жизни. Соленик обзавелся в Харькове собственным домом. А в 1841 году он женился на артистке местного театра Г. Протасовой.

«Оригинально было сватовство его, – вспоминает Рымов. – Он ухаживал за Протасовой и однажды вечером, идя мимо ее квартиры, увидел, что она сидит под окном. Он остановился у окна и без дальних объяснений сказал ей: „Женимся?“

– Женимся! – отвечала она, – и в тот же вечер они обручились».

Семья Протасовой была в полном смысле слова театральной семьей. Младшая сестра ее Мария Григорьевна (или Матрена Герасимовна) Протасова 2-я впоследствии выступала под фамилией мужа, тоже артиста А. А. Ленского. Артистами были и оба сына Протасовых, из них Протасов 2-й (Петр Григорьевич) «с огромным успехом играл Грозного в комедии „Правда – хорошо, а счастье лучше„»[34].

Что же касается Протасовой 1-й, то рецензенты отзывались о ней, в общем, сдержанно, как об «актрисе далеко не первой руки», или же если хорошей – только «на второе амплуа». Но она, судя по всему, была умной, добросовестной, обладающей чувством меры актрисой и, кроме того (не в пример своему мужу), всегда твердо учила роли. Она была миловидна, обаятельна, как и ее младшая сестра М.Г. Протасова, тоже артистка Харьковского театра. В свое время, будучи на гастролях в Вознесенске в 1837 году, Протасовоймладшей увлекался Щепкин…

Соленик находился на харьковской сцене все 40-е годы – годы расцвета своего таланта. Его гастрольные поездки в другие города были непродолжительны. Только в 1842–1843 годах по причинам, которые станут понятны позже, Соленик уезжал вместе с женой из Харькова и выступал на сцене курского театра[35].

В 40-е годы были предприняты новые и опять безуспешные попытки переманить Соленика в столичные театры. «Соленика приглашали на сцену и в Москву и в Петербург, – писал харьковский старожил В. Пашков, – но он