— Пойми, в пять у меня важный деловой разговор, — втолковывал он. — Можно сказать, судьба решается. Встреча века!

— А у меня встреча дочки! — закипая, отвечала Ляля. — Мне Иринку в четыре встречать. Привезут ребенка на автобусе! Из загорода привезут! И что дальше? Мне с ней по морозу гулять до посинения? Хорош друг! Да я таких друзей…

Сане показалось, что лягушачьи гвоздики сейчас полетят ему в голову.

— Спокойствие, только спокойствие! — процитировал он всеми любимого Карлсона.

По счастью, Ляля не собиралась сокрушать свою единственную опору и надежду. Она только перешла на официальный тон:

— Я тебя не поняла, Иргунов. Ты собираешься помочь мне и Ирине или не собираешься? Имей в виду, что я уже пошла тебе навстречу и слова не сказала о гусе, но Севу ты должен забрать обязательно!

— Каком гусе? — Саня с недоумением уставился на Лялю: не женщина, а мешок с сюрпризами.

— Рождественском, — с непередаваемым выражением лица уточнила Ляля. — Сева мне подарил. Живого. С бантом на шее. Гусь теперь у меня в квартире живет, ходит, шипит и гадит.

— Ну, вы, ребята, даете! — только и нашел что сказать Александр Павлович и почесал в затылке.

Картина возникала отчаянная: гадящий гусь, пьяный Сева в два метра ростом, маленькая Иришка… Неожиданно Саня прыснул, представив себе, как встречается с Иващенко, держа под мышкой гуся с бантом и чубатого Севу под руку.

— Смешно? Тебе смешно?! — Синие Лялькины глаза еще больше стали похожи на грозовую тучу.

Перед Лялькиным взглядом Саня никогда не мог устоять. Он вгляделся в ее лицо, увидел намечающиеся морщинки, увидел, что очень устала, но держится и будет держаться. А тут еще Иринка, его слабость… Две пушинки на сквозняке! Сердце у него защемило острой жалостью. Ладно! Что он тут изображает? Просто действовать нужно быстрее.

— В ситуацию врубился! Севу заберу из твоей жизни обязательно! Немедленно и к чертям! — отрапортовал он, встав и поднеся руку к виску, а потом с улыбкой добавил: — Так примерно ты вчера ему и сказала? Я правильно понял?

— Примерно так. — Ляля улыбнулась, но не слишком весело. — Нет, мягче. Гораздо мягче. И вообще не так. Я, понимаешь, и сама еще ничего не знаю. Не решила. Не могу решить. Запуталась. Я только начала…

— Ты начала, я продолжу, — бодро пообещал Саня. Он понял, что Ляля сейчас перейдет к наболевшему, но времени на сердечные тайны не было. — Перестань переживать, Лялька! Утрясется! В первый раз, что ли?

— Не в первый, — устало согласилась она, словно бы давая волю накопившемуся утомлению. — И не в последний. Заберешь, позвони по мобильнику. У тебя в распоряжении еще два часа. Успеешь?

— Должен успеть! — вздохнул Саня и улыбнулся. — Эх ты, Лялька, Лялька, взрывоопасная смесь!

Он ценил ее за то, что после своих взрывов она быстро опоминалась, включала голову и включалась в действие. В общем, не буксовала на месте, значит, можно было как-то растрясти ситуацию, подтолкнуть, помочь.

— Санечка! Если бы ты только знал! Да нет, лучше я тебя просто поцелую!

— Вот это правильное решение, — одобрил он и позволил себя расцеловать, после чего и сам чмокнул Лялю, кивнул на прощание и вышел, прихватив свои авторские.

Если говорить честно, то кроме сочувствия к Севе, он испытывал еще и что-то вроде злорадства. Знай наших! Не всякому Лялечка по зубам! И вообще, так много всего вдруг почувствовал, что впору за коньяком бежать. Время-то поджимало! Не было почти времени! А сколько он с Севой провозится? И куда его денет? И каков этот Сева во хмелю, тоже неизвестно. А Слава Печников ждать не будет! У него дела, у Славы! Просмотр начнется, и привет! И тогда прощай интервью и хорошие отношения в газете тоже! Он же пообещал! Материал в номер поставили! В общем, ситуация краше не бывает!

И все-таки Александр Павлович любил навороты. Даже такие!

По дороге Саня думал уже не об интервью, а о Севе. Как будет его уговаривать. Куда повезет. Но доехал раньше, чем придумал. Позвонил в квартиру, назвался. Сева открыл не сразу. А когда открыл, то стал вглядываться. Саня, честно говоря, и не надеялся, что тот узнает его с первой секунды, не кинозвезда ведь, не Алла Пугачева!

— Вы к кому? — осведомился Сева. — По какому делу?

В чем-то вроде шелкового стеганого шлафрока, с седеющими висками и коком, он выглядел настоящим барином прошлого века. «Только чубука и казачка на посылках не хватает», — восхитился про себя любитель истории Александр Павлович.

— К вам, вашество, — хотел сказать он и тут же поправился: — К тебе. Да ты что, друже, не узнал меня? Я…

Что же делать? Черт! Как о себе напомнить? И тут его осенило. Он изобразил, что держит гитару и перебирает струны.

— «Я встретил вас и все былое…», — запел он приятным тенорком. — Забыл, как мы с Лялей на два голоса пели?

— Музыкант? — Сева стал приглядываться еще внимательнее и вдруг, возвысив голос, наконец признав, произнес с чувством: — Сашура! Друг! Как ты меня нашел?

— Нашел, как видишь, — радостно откликнулся Сашура, будто они и впрямь были закадычными приятелями.

— Заходи, гостем будешь! — последовало приглашение.

Саня вздохнул с облегчением и вошел в дверь.

— Ты чего в этой дыре киснешь? Одевайся, поехали! — заговорил он с порога.

Вблизи недовольный Сева был еще больше похож на старорежимного аристократа.

— Пое-е-хали? — с какой-то брезгливостью переспросил он, отстраняясь и пытаясь хоть как-то запахнуть на груди розовый стеганый шлафрок, который наверняка был Лялиным халатом. — Куда это? Не-ет, я никуда не поеду. Мне и тут хорошо. То есть плохо. Мне очень плохо. Хорошо, что ты с гитарой приехал. Давай играй, я плясать буду.

Высоченный Сева нагнул голову с коком, раскинул руки и уже было пошел по кругу, но Саня дернул его за полу халата и остановил:

— Погоди плясать, в другом месте напляшемся!

Войдя в роль музыканта-гитариста, Саня уже представил себя предводителем хора цыганок с огненным взором и в пестрых юбках, отставного поручика Севу и разудалую московскую гульбу.

— Где? — заинтересовался, останавливаясь, Сева.

— У цыган кочевых! В таборе! Черноглазая Стеша тебе по руке погадает, судьбу предскажет.

— Глупости ты говоришь, Сашура, по вагонам теперь цыгане кочуют, по вокзалам, — трезво заметил пьяный Сева. (Впрочем, он был не так уж пьян, что было для Александра Павловича приятным сюрпризом.) — А пляшет теперь народ по ночным клубам.

— Ну, так в ночной клуб поедем, — обрадовался Саня, довольный тем, что дело сдвинулось с мертвой точки.

— Днем? — Сева смотрел на него с укоризной. — Зря ты, Сашура, с утра пораньше водку пьешь. В голове от нее мутится. Бери пример с меня. Я только коньяк употребляю.