— Бедняга.

— Да, жизнь его не щадила. На теле шрамы. Голова пробита в двух местах. Очень худой.

— Документы при нем есть?

— Нет.

— А что в мешке и рюкзаке?

— Барахло одно. Такое ощущение, что он по помойкам собирал более-менее целые вещи. Но выбросить все это он не дает.

— Давно он спит?

— С пяти вечера. Я как пришел с работы, так ему таблетку и дал.

— Ты проверял, с ним все в порядке?

— А что с ним будет?

— Как-то уж очень спокойно он спит для человека, мучимого кошмарами.

— Снотворное сильное.

— Я тоже принимал его после аварии. Но, когда спал, все равно ворочался и постанывал.

Давид сделал шаг по направлению к Гиоргию, но Зура остановил его.

— Не надо. Разбудишь еще! А мне хотелось бы спокойно поспать. Он же не даст.

Но Дато не стал слушать брата и подошел к кровати. Гиоргий спал, поджав под себя ноги и сложив на груди руки. Голова опущена на грудь. Спина согнута…

Поза зародыша.

В детстве он спал, широко раскинувшись. Будто загорает, подставляя тело под ласковые солнечные лучи. А еще улыбался, даже когда болел, потому что ему всегда снились радостные сны. Он любил по утрам рассказывать их братьям. И Зура написал фантастический рассказ о мальчике, который своими радужными снами спас мир от Апокалипсиса.

Дато опустился на корточки, заглянул в лицо Гио. Очень бледное. Но морщин нет. То есть это не они «замарали» его лицо…

— Ну, что? Все в порядке? — окликнул его Зура. — Пошли тогда. Мне спать пора. Я встаю рано.

— Секунду.

— Завтра приходи. В пять.

— Он не дышит, — сказал Дато, склонившись над братом.

— Брось!

— Он мертв, Зура. — Коснувшись пальцами шеи, добавил: — И уже остыл.

— Выходит, пришел домой умирать? Чувствовал, что конец близок?

— Я так не думаю, — возразил Дато, встав и обойдя кровать.

— Ты не видел его живым. Он был как полутруп. Какая-то смертельная болезнь явно его точила.

— Возможно, но умер он не от нее.

— Откуда ты знаешь?

— Включи свет, пожалуйста.

Комната тут же осветилась.

— А теперь подойди и взгляни на тело.

Зураб приблизился к кровати. Дато молча указал на спину брата. Войдя в комнату, они не видели ее. Гиоргий лежал лицом к двери. Когда Давид приблизился к кровати, не сразу рассмотрел то, что бросилось бы в глаза, если б в комнате было светло. А именно: кровавые пятна на светлой простыне.

Теперь, когда Зура включил свет, он мог точно сказать, откуда вытекла кровь. Из ран на спине младшего брата. Их было несколько. Все огнестрельные.

— Его что? Убили? — хрипло пробормотал Зура.

— Да. И, похоже, я знаю — кто.

— И кто?

— Ты, брат…

Прошлое…

Он мчался по проспекту Руставели на своем Казбеке. Ветер свистел в ушах. Давид, набрав скорость, распрямил ноги, раскинул руки и ехал стоя, подобно всаднику из цирка. Их с классом водили на представление, и Дато так впечатлили джигиты, лихо скачущие по арене на своих жеребцах, что ему сразу захотелось стать таким же. Но коня у него не было, и Давид решил научиться проделывать трюки на своем велике. Пока ему удавалась только езда без рук и стойка. Но он намеревался научиться «гарцевать» на своем Казбеке, поднимая его на дыбы, и перепрыгивать через преграды точно так, как циркачи на скакунах.

Давид долетел до здания театра, дальше дорога шла немного под уклон, и он собирался проехать по инерции еще метров сто, а затем лихо развернуться. Но тут из-за колонны, поддерживающей мощный козырек над крыльцом, вынырнула девочка. Дато едва не сшиб ее. Хорошо вовремя заметил и затормозил. Благо, это у него отлично получалось. Он умудрялся резко останавливаться и не падать с велика.

— Смотри, куда прешь! — закричал на девочку Дато. Он очень испугался за нее.

Та часто-часто заморгала. Глаза у нее были небесно-голубые. А ресницы и брови черные, в отличие от рыжеватых волос.

— Чего вылупилась? Ворон, говорю, не считай. На дорогу гляди!

Девочка, на первый взгляд, ровесница Дато, прикусила нижнюю губу. Рот у нее был слишком крупным для узкого личика. И ярким. Он контрастировал с молочно-белой кожей точно так же, как и брови с ресницами.

— Только не реви! — взмолился Дато, ненавидящий девчачьи слезы.

— Я не понимаю, — прошептала девочка по-русски.

— Ты не местная, что ли? — спросил он, перейдя на ее язык. Он знал его вполне прилично. Среди его друзей было два русских пацана. Да и в школе они начали этот язык изучать.

— Нет, мы в Тбилиси две недели назад переехали. Но по-грузински я пока не понимаю. И город знаю плохо. Заблудилась я…

— Где ты живешь?

— На Плеханова.

— Так это недалеко.

— Знаю. Но никак не могу дорогу домой найти. Я без спросу ушла…

— Без спросу? — удивился Дато. Девочка показалась ему настоящей паинькой, такие родителей во всем слушаются.

— Да, — с вызовом ответила она. — Я слышала, что при театре драматический кружок для детей есть. Хотела записаться. Родители обещали меня сводить, но им все некогда. Вот я и не выдержала, одна пошла. Вернее, побежала, пока никого дома нет. А теперь не помню, где он, дом. Стою тут уже десять минут и никак не вспомню, в какую сторону идти.

— Я покажу тебе. — Девочка просияла, рот растянулся до ушей. Настоящая обезьянка. Но Давиду все в ней нравилось, включая улыбку. — Ты записалась в кружок? — спросил он.

— Мне сказали, что грузинский язык знать надо. А меня в русскую школу отдали. И я ничего не знаю по-вашему. Только «хо» и «ара». «Да» и «нет». А мне языком владеть надо, потому что я артисткой стать хочу. А ты кем?

— Наездником. В цирке выступать.

— Здорово! — восхитилась она. — Тебя как зовут?

— Давид. Дато. А тебя?

— Мария. Маша.

— Маш, ты номер дома своего помнишь?

— Да. Сорок.

— Тогда садись на раму, поехали. Домчимся за пять минут.

— Нет, давай не так быстро… Я боюсь!

— Ладно, я потихоньку поеду.

— Может, лучше пешком пойдем?

Давид не стал спорить. Пешком так пешком. Тем более его верный скакун мог в любой момент захромать. Иначе говоря, колесо часто спускало, и не факт, что не сдуется стремительно, едва Маша усядется на раму.